– Это все твои гормоны, – прошептала она.
Когда врач впервые показала ей на схеме гипофиз – это маленькое скопление клеток, так хорошо запрятанное в глубинах мозга, женщина не поверила ее словам: «Вот он – твой враг. Он бесконтрольно вбрасывает в кровь различные соединения, которые влияют на твое тело и сознание. Твоя проблема не только в нем. Большую роль играет пережитый тобой негативный опыт, травмирующий опыт, но тахикардия, учащенное дыхание, тошнота, боли – все это контролируется именно гипофизом». Не поверила не потому, что была неграмотной дурочкой, а потому что не захотела верить. Весьма неприятно осознавать, что не можешь жить полноценной жизнью из-за бунта какого-то придатка.
Она не знала, сколько просидела вот так – недвижно, зажмурившись. Потом осторожно сползла с кровати.
Часы на телефоне показывали половину шестого утра. Над городом вставало мутное, прикрытое облаками, словно толстым полиэтиленом, солнце. Ночь еще не закончилось, настоящее утро не началось. Время, словно созданное для одиночества, для чашки крепкого кофе на пустой кухне, для того, чтобы неспешно и обстоятельно распланировать свои действия на день, неделю или оставшуюся жизнь. Для Вики столь ранний час был часом бессонницы, нетерпеливого ожидания, неясного, расплывчатого безделья, когда не знаешь, чем занять руки, а в голову лезут путанные, обрывочные мысли. Она не любила границ, межсезонья, сумерек, они всегда усиливали ее тревожность. А сейчас женщина просто сходила с ума.
Свет. Чем больше света, тем лучше. Включить все. Бра в коридоре, люстру в гостиной, все лампы на кухне и в спальне. А вот окна лучше зашторить, уж слишком за ними унылый вид. Чужой, незнакомый, но полный бодрости и позитива голос ворвался в квартиру вместе с включенным радио. Ди-джей болтал о том, что в этот день, ровно тридцать пять лет назад на Бродвее состоялась премьера мюзикла «Кошки».
«Последнее представление состоялось десятого сентября двухтысячного года, хотя в Лондоне постановка задержалась чуть дольше. Несмотря на то, что данный мюзикл не получил такой популярности, как другие мюзиклы Ллойда-Вебера, например, «Призрак оперы», однако, мало найдется людей, не знающих основную тему «Кошек» – «Memory». Думаю, самым известным ее исполнителем, по крайней мере, для отечественного слушателя, остается Барбра Стрейзанд», – и из динамиков полилось заунывное: «Midnight. Not a sound from the pavement. Has the moon lost her memory?»
[38]
И правда, как будто кошка в подворотне орет. Не противно, но жалостливо. Вика поспешно выключила радио, чтобы еще больше не нагонять на себя уныние. Ей надо принять душ, надо сделать что-нибудь полезное. Вон, со вчерашнего дня осталась немытая кастрюля. Но вместо того, чтобы хвататься за губку и чистящее средство, Вика вдруг прижала руки к лицу и неистово, надрывно заплакала.
Все, конец. Страх, как опытный ловелас, набросился на нее, запирая в крепкие объятия. Его хладные поцелуи и липкие прикосновения делали кровь густой, сильные пальцы сжимали горло, из которого вырывались лишь отдельные всхлипы. Виктория как наяву видела его. У страха было опухшее лицо с темной щетиной, изо его рта несло запахом хлебной плесени, его темные просторные одежды заслонили весь мир, забивая легкие сырым песком. Она знала, что лицо принадлежало водителю, напавшему на нее, помнила, как пахло сидение, в которое он уткнул ее носом, слышала скрип песчинок под подошвами своих ботинок, когда почти бездыханная упала на землю после изматывающего бега, на детской площадке. Знала, и не могла прогнать эти воспоминания, преследующие женщину как неразменный рубль из сказки.
Собраться. Включить холодную воду, кое-как ополоснуть ей лицо. Легче не становилось, но плачь постепенно сошел на нет. Перед глазами все плыло, кухонька вращалась в разные стороны. Вика нащупала под собой стул, а в кармане пижамы сотовый телефон. Открыла список контактов, в котором значилось больше двух десятков имен. На первом месте телефоны родителей. Потом администратора магазина, Нади, бывшей однокурсницы, парикмахера, врача… Так много имен, так много цифр, но стоило Виктории остановиться на одном из них, как она тут же отметала идею звонить именно этому человеку. Надя знала про ее «загоны», но ничем не могла помочь. Елена Николаевна – психотерапевт была в отпуске, да и ее советы женщина давно выучила наизусть. Остальные приятели-коллеги-знакомые плевать хотели на страдания очередной клиентки.
Вика пролистала список почти до конца, стараясь считать про себя вздохи-выдохи. Если не можешь изгнать своих демонов, постарайся сделать вид, что не замечаешь их. Это не так просто, надо сосредоточить все внимание, пока кишки скручиваются в тугой узел, а голова наливается свинцом.
– Тридцать один, тридцать два…
На сорок седьмом выдохе на экране мигнуло «Роман художник». Вика решительно крутанула список ниже, а потом вернулась обратно. Она не имела права его беспокоить. Лех Сандерс – любитель злить публику и задавать странные вопросы. Мужчина, доводящий до смеха одной фразой, человек со странной татуировкой, обладающий знаниями о секретных кодах, всегда заказывающий одно и то же блюдо в ресторане и толкающий ее за пределы зоны комфорта. Они встречались всего два раза, но Вика всерьез задумалась нажать на вызов. Без четверти шесть, всего пятнадцать минут прошло, а казалось, она томиться в этой клетке целую неделю. Ей нужен был свежий воздух, нужно было ее лекарство, но более всего женщина нуждалась в словах успокоения.
«вам ничего не угрожает. Вы не умрете, Вика. Никто не причинит вам вреда. Все будет в порядке», – услышала она, словно из-под толщи воды. Эхо, пустое, лишенное силы эхо, не более того. Тогда, цепляясь за пиджак художника, Виктория ощущала в них небывалую уверенность, мощь, а теперь они звучали как повторение автоответчика – безжизненно, механически.
– Я не могу, не могу, – повторила она. – Это неправильно.
Отбросила телефон в сторону, словно тот мог ужалить ее, словно был пропитан ядом. Великий соблазн набрать номер Романа на одной чаше, а на другой – бесконечное чувство вины. Ее недуг – лишь ее проблема, Вика сама нанесла себе непоправимый ущерб. Если бы она не была такой легкомысленной, то не села бы в то такси. Сколько историй везде: газеты и телевиденье трубят о маньяках и грабителях, призывая девушек быть осторожней. Но нет, разве ее это могло коснуться? Вот и сиди теперь, трясись тут. Ты – жалкая трусиха, и больше никто.
– Жалкая, жалкая… – слезы снова брызнули из глаз. – Хоть кто-нибудь, помогите… помогите, прошу…
Тишину квартиры взорвало пеликанье телефона. «Весна» Антонио Вивальди. Не то, чтобы особо любимое Викторией произведение. Просто скрипки в нем были довольно пронзительны и громки, так что даже в транспортном гуле было легко услышать звонок. Женщина боязливо подцепила сотовый кончиками пальцев, а потом стремительно схватила и, не раздумывая, нажала прием.
– Виктория, вы не спите? – раздался в трубке теплый голос Романа.
– Я? Ам-м… я… – попыталась она держаться, одной рукой смахивая слезы, а второй вжимая телефон в ухо, хоть таким образом стараясь сократить пролегавшее между абонентами расстояние. Но не смогла. – Мне так страшно…
