– Просто я не готов умирать.
Конец
Символ левой руки. Буквально означает «завершение». Имеет направленность в будущее, отвлечение от губительных мыслей, страстей. Не пишется никогда на маленькой площади, служит для связки символов разных временных периодов. Никогда не рисуется в одиночестве, только с другим знаком для конкретизации, причем используется та же гамма, что и для написания уточняющей пиктограммы.
2/6
Арина лежала на полу, закинув ноги на диван, и с непередаваемыми звуками поглощала очередной шоколадный батончик. Уже четвертый за сегодня. Не то, чтобы Даня специально считал, но пустые обертки лежали тут же, раскиданные по всему ковру, так что он волей-неволей контролировал процесс уничтожения сладостей. Это был заслуженный подарок: все-таки серебряная медаль по вольным упражнениям и золотая в брусьях – это не шуточки. Но Даниила в меньшей степени волновали спортивные подвиги сестры, чем скорость исчезновения у нее в желудке «Сникерсов».
– Плохо не будет? – скосив глаза на Аринку, заботливо спросил он.
– Будет, – уверенно кивнула сестра. – Но это ничего по сравнению с тем, что мне пришлось пройти, чтобы получить все это! Хочешь, тоже возьми чего-нибудь. Тут, кажется, были твои любимые зефирки.
Арина перевернулась на живот и начала копаться в своих сокровищах. Отец с матерью никогда не жадничали, когда дело касалось еды, не прятали вкусности по самым недоступным местам и не читали нотаций из серии: «Будешь много есть булок – растолстеешь». Во-первых, оба ребенка и сами все прекрасно понимали. Вместо того чтобы постоянно попрекать детей лишней карамелькой, Рябины-старшие ставили перед ними определенные цели, достижение которых и служило тем самым поощрением. Сладости же были всего лишь приятным бонусом. Арина с пяти лет занималась спортивной гимнастикой, а там все было четко: диета, нагрузки, распорядок дня. А Даня… Что ж, он никогда не был капризным сладкоежкой.
– О! – Арина вытащила из блестящей кучи упаковку с зефиром. – Держи!
– Ну, спасибо, – протянул парень руку. Жадность в их доме тоже была не в почете.
Даня давно избавился от ревности к сестре, хотя первое время просто ненавидел кричащее существо, которое зачем-то приволокла из больницы мама. Потом понял, что даже от него может быть польза. У Арины было два прекрасных свойства – неимоверная фантазия и умение убедительно врать. А потому девочка часто прикрывала проколы брата, тогда как тот, в свою очередь, порой помогал ей с уроками. У Аринки было мало времени на школу, а презентации, сочинения и задачи никуда не девались. Даня не лез в личную жизнь четырнадцатилетней сестры, а та не особенно интересовалась, с кем гуляет ее брат. Таким образом, между ними возникли отношения на основе взаимовыгодного сотрудничества. Минусом было то, что с младшей сестрой необходимо было иногда делиться. Плюс заключался в том, что Арина тоже всегда делилась с Даней.
Юноша распечатал сладость и сунул весь зефир в рот. Арина только приподняла в удивлении свои светлые бровки:
– Ого!
– Угу! – невнятно подтвердил брат.
Он как раз готовился к тесту по истории, и сорить на учебник и тетрадь не хотел. Правда, такой способ употребления деликатеса Рябину не особенно нравился. Гораздо вкуснее сначала отколупать шоколадную глазурь, а потом медленно и прочувственно заняться самим зефиром. Арина его взглядов не разделяла, хотя сама вечно ела послойно вафли. Даня вафли не любил вообще.
– Что учишь? – Когда сестрице было нечего делать, она вечно приставала к парню с подобными вопросами. Будто что-то конструктивное предложить могла, только мешалась. Но у Дани сегодня было необычно благодушное настроение, поэтому он снизошел до ответа:
– Внешняя политика России во второй половине девятнадцатого века.
– Фу, скукота какая! – тут же вернулась Аринка на пол.
– Не могу с тобой не согласиться. Кстати, кто у вас преподает русский? Не Людмила Алексеевна часом? – продолжая карябать краткое содержание параграфа на листочке, обратился к ней Даниил. Он никогда особенно не углублялся в школьные проблемы сестры, просто помогал ей с тем, с чем она просила помочь.
– Да, она. А что? – встрепенулась девочка.
– Ничего. У нас тоже Часовчук ведет. Просто, не знаю… мутная она какая-то тетка. Тебе так не кажется?
– Не знаю. Я бы не сказала. Ко мне она нормально относится. По сравнению с Верой Юрьевной из предыдущей школы так вообще, душкой кажется. Я ей рассказала про гимнастику, она вошла в положение, даже какие-то послабления начала давать. О, точно! – снова поменяла позу Арина. Теперь она сидела на кофейном столике, по-турецки сложив ноги. Вечная привычка сестры занимать самые неподходящие для этого места немного нервировала Даню, но он никогда не делал ей замечаний. – Людмила Алексеевна позавчера о тебе спрашивала. На перемене подозвала к себе, сначала спросила, как мои соревнования, сказала, что я большая молодец и все такое, а потом о тебе заговорила. Типа, а Даня Рябин не мой ли брат? Я ответила, что да, мой.
– Что еще? – Историю пришлось временно отложить.
– Да так… ерунду всякую. Какие у нас отношения, как ты себя дома ведешь, какой ты по характеру, – перечислила Арина.
– И что ты ответила?
– Чего, чего… Все как есть ей выложила. Что ты – козел.
– Ах, ты, мелкая! – чуть было не повелся Даня.
Девочка засмеялась:
– Будь спок. Шутю я. Ничего такого. Сказала, что нормальные у нас отношения, в семье никаких конфликтов, короче, все «зе бест»! А с чего ты вдруг так нашей русичкой заинтересовался? Неужто понравилась? Не смотри так убийственно: Алексеевна вполне симпатичная, да и не такая уж старая.
– Наоборот. Бесит она меня. Сама хвалит, какой я старательный да талантливый, а оценки явно занижает, – сморщился Даниил. – Ладно, не важно. Дай еще пару конфет и вали в свою комнату, а то сосредоточиться мешаешь.
– Вот сам и иди в свою! – надулась Арина, но сладости послушно собрала обратно в целлофановый пакетик и гордо удалилась с ними. Правда, не к себе, а на кухню. На сегодня ее миссия по потреблению вредной и каллорийной пищи была выполнена.
Даниил вернулся к внешней политике. У него была своя система запоминания, которую он вычитал в одной иностранной книге. Там говорилось, что информация лучше усваивается, если не заучивать сплошной текст, а расписать все по пунктам, к каждому из которых сделать небольшую зарисовку, схему или какой-нибудь яркий значок.
На уроках он писал нормально, как требовали учителя, но вот его «домашние» конспекты больше напоминали тетрадки какого-нибудь хулигана. Все написано разными цветами, разным шрифтом, по полям бегали скопища человечков. Даня игнорировал клеточки и линейки, записывал некоторые фразы перпендикулярно другим, по кругу, диагонали, проводил от одного блока к другому стрелочки.
