– Это только первый слой, – признался Роман. – Можно было сделать трафареты, как для нанесения принтов, но я предпочитаю все делать вручную. Потом будет слой темно-зеленого для елей, светлый и темно коричневый, ну, и так далее. Всего слоев пять-семь. Я пока точно не определился.
– И что в итоге должно получиться?
– Лес.
– О, – выразив все в одном коротком междометье, присмотрелась внимательнее к «скатерти» женщина.
Теперь пятна обрели более четкую форму, хотя представить их в будущем древесными кронами не удавалось даже при наличии такого богатого воображения, как у Виктории.
– Это для моей новой инсталляции. Видишь там деревянную заготовку?
– На ручную мясорубку смахивает.
На столе, облупившееся, с глубокими царапинами громоздилось нечто с ручкой и несколькими отверстиями.
– Она и есть. Только внутри не винт с лезвиями, а барабан, на который намотается ткань. Ручку я соединю с помощью привода с подносом, на нем будут лежать бургеры, – художник поднялся на ноги, принялся размахивать руками, расписывая, как будет функционировать его творение. – Посетитель берет бургер, поднос поднимается, движение передается мясорубке, ручка вращается, все больше собирая нарисованный лес. И вот, когда поднос опустеет, все увидят это… Погоди-ка…
Сандерс широким жестом смел стружку и несколько испорченных, смятых листов бумаги, и продемонстрировал свой очередной «шедевр»: темно-красное пространство с не то обгоревшими, не то подвергшимися какому-то химическому воздействию стволами деревьев, посередине которого в небо цвета ливерной колбасы вскидывал трубы завод. Картина производила угнетающее впечатление, прежде всего своей детальностью и какой-то убойной натуралистичностью.
«А он неплохо рисует», – подумала Вика. Но вслух произнесла другое:
– Хорошо хоть без костей обошлось…
– Вообще-то, первоначально я хотел поместить под лесом фотографии мертвых свиней и куриц. Но потом решил, что это будет несколько… лицемерно с моей стороны. Все-таки сам-то я мяском не брезгую, и не собираюсь призывать людей толпами переходить к вегетарианскому образу жизни. Да и главный посыл тут, скорее, социальный, нежели этический, – отложив свое творение в сторону, скрестил руки на груди Сандерс и пытливо заглянул в лицо Виктории – ждал реакции.
– Интересно, – выдавила та. – А бургеры кто делать будет?
– Мой знакомый, прямо там же, при входе на выставку.
– Выставку? Ты же, вроде, только недавно выставлялся…
– Так я и не собираюсь организовывать ее прямо сейчас. «Общество потребления» – лишь первая из моих новых машинерий. Тут работы не на один день. Даже не месяц. У меня есть пара старых задумок, которые я не смог пока реализовать, да и по ходу обязательно что-нибудь придет в голову, уж будь уверена.
– А ты, я посмотрю, плодовитый автор, – не удержалась от замечания Вика. Мужчина в ответ только руками развел, извиняясь:
– Какой уродился.
– «Общество потребления»… – протянула Вика. – Как-то…
– Это не окончательное название. Знаю-знаю, у меня с этим прямо-таки беда, огорчение. Может, ты чего придумаешь? – признал Сандерс.
– А проценты за соавторство заплатишь? – пытливо прищурилась женщина.
– Два, – предложил художник.
– Десять.
– Пять, – не сдался Роман.
– Пятнадцать, – повысила ставки Вика.
– Семь.
– Хорошо, двенадцать, на меньшее я не согласна, – подняла руки гостья.
– Что? Ох, совсем забыл, с кем торгуюсь. У себя в магазине ты также товар покупателям впариваешь? – заинтересовался художник.
– Не впариваю, а советую, – справедливо обиделась Виктория.
Удивительно, они расстались всего сутки назад, а женщина уже начинала скучать по Сандерсу. Это была не такая тоска, что вот «умираю, хочу видеть», скорее, легкая ностальгия по проведенным в обществе Романа минутам. Удивительно, это был один из их самых долгих разговоров за те два дня, но даже немногие слова, произнесенные художником, смогли заполнить ее внутреннюю тишину, въесться, запомниться, встать в ряд с самыми яркими воспоминаниями жизни.
Каждое слово, если на то пошло. Вика могла с пугающей детальностью вспомнить их первую встречу, посиделки на кухне, и там, внизу – на скамейке у подъезда. Даже вкус чая из термоса, которым Сандерс поил перепуганную и растерянную женщину, даже цвет рубашки, в которой он появился на ее работе.
Пока Роман рисовал свои нелепые леса и заводы, пока вырезал из дерева и лепил из папье-маше, он попутно создавал другого рода произведения – существующие только в сознании Виктории картины. Немногие способны на такое. Из тысяч людей, что она встречала в своей жизни, лишь пару десятков оставили в душе Вики такой след. И от этого становилось тревожно, но вместе с тем радостно.
Звонок в новенькую металлическую толстую дверь с двумя хитрыми замками застал врасплох. Женщина едва не облилась кофе, которым заканчивала свой завтрак. Выругавшись про себя, пошла открывать. Она рассчитывала, что успеет все подготовить к приходу помощника, но не успела. Да и помощник оказался не один. На площадке, пропахшей открытым мусоропроводом и сигаретным дымом, топтались двое: вместе с Сандерсом пожаловал еще один незнакомый Виктории мужчина.
– Егор, – представил его художник. – Мастер ремонтов.
– Привет, – широко улыбнулся незнакомец.
Сразу стало понятно, что он из той породы людей, которые вечно суют свой нос, куда не просят, и создают больше шума, чем способно нормальное человеческое существо массой менее ста килограммов. И все же Вике приятель Сандерса понравился. Стоило Егору пройти в квартиру, как он тут же скинул с плеча увесистую сумку и стал крутить головой по сторонам, будто та была прикреплена не с помощью позвонков, а свободно вращалась на гладком металлическом штыре.
– Куртку можете повесить тут, – вежливо кашлянула Вика.
– А? Ага, спасибо.
– Мы решили прихватить свои инструменты на случай, если у тебя не найдется подходящих, – пояснил Роман, сгружая на пол еще пару пакетов. – Сегодня, как я понимаю, будем чистить и отдирать, а завтра, я надеюсь, пойдем уже подбирать обои, плинтусы и остальные стройматериалы.
– Да, наверное, – не слишком уверенно пискнула женщина.
Пожар выбил ее из колеи, и она до сих пор до конца не пришла в себя. К тому же, и в этом Сандерс был прав, у нее не нашлось бы даже валика для покраски, не говоря уже о более сложных приспособлениях вроде лазерного уровня, набора всевозможных шпателей, мешалок и прочих остро и не очень остро заточенных инструментов, которые по очереди вынимали из своего багажа мужчины.
– А это – в холодильник, – приказал Егор, и хозяйка с изумлением уставилась на самый настоящий бутерброд с салом и завернутые в тряпицу яйца.
