Когда, едва держась на ногах, я ввалился в комнату на второй вечер, то сразу понял, что явно переборщил с техникой безопасности. Ника даже не спустилась со своего чердака, чтобы поинтересоваться моим сегодняшним уловом. Похоже, она просекла мои тактические манёвры и сделала для себя однозначный вывод, что я не хочу её видеть. Все мои прежние женщины в подобной ситуации сразу устроили бы разборки с применением тяжёлой артиллерии в виде слёз и упрёков, а Ника просто ушла в спальню, чтобы не мозолить мне глаза. Ужин стоял на столе, завёрнутый в полотенце, одинокая тарелка откровенно свидетельствовала о том, что сегодня никто не станет мешать моему приёму пищи женской болтовнёй и расспросами.
В общем-то, это было к лучшему, но подобная тактичность едва ни заставила меня завыть от отчаянья. Оказывается, я весь день только и мечтал о том, как мы будем вместе ужинать и болтать о пустяках. Я бы исподтишка любовался фиалковыми глазками и гордился своей стойкостью перед сиреневым мороком. А Ника… да мне наплевать, что бы она делала, главное, что б была рядом. От горькой обиды на судьбу у меня аж свело скулы. Я почувствовал себя обманутым ребёнком, которому мама пообещала купить красную машинку за хорошее поведение. Пацан целый день старался, из последних сил сдерживал бьющий через край темперамент, а мама, вместо вожделенной машинки, купила книжку с картинками. Облом.
Я машинально проглотил ужин, даже не почувствовав вкус еды. Мне было тоскливо от чувства вины за свою чёрствость и очень хотелось навестить Нику в её добровольном заточении, просто поинтересоваться, как прошёл день, и пожелать спокойной ночи. Но я же понимал, что светским визитом тут дело не обойдётся, она станет задавать вопросы, на которые у меня нет ответов. Ну действительно, чего я веду себя как грубиян и невежа? Не станешь ведь объяснять, что это для её же блага, что я для неё опасен, тем более, что даже не понимаю, собственно, чем опасен. Смахивает на тяжёлый наркотический бред.
Несмотря на усталость, сон никак не желал осчастливить своим визитом мой больной мозг. Я ворочался с боку на бок, переваривая сегодняшний Никин демарш, и пытался уговорить себя отнестись к нему с философским спокойствием. Увы, все мои попытки настроиться на принятие и смирение оказались тщетны, заснуть мне удалось только под утро. Естественно, я проспал и рассвет, и появление затворницы, и приготовление завтрака. Разбудил меня только запах мяты, которую Ника добавила в чай. Пришлось краснеть и расшаркиваться за своё неподобающее поведение. Впрочем, расстроенная девушка только отрешённо кивнула и продолжила хлопотать у печки.
Я быстренько оделся и выглянул за дверь. А там, на улице, откуда ни возьмись, наступило лето. Ну это я, разумеется, преувеличиваю. Было довольно морозно, зато солнечно и относительно сухо. Всё, что ещё вчера было водой, под утро превратилось в лёд и иней. Особенно красиво тоненькие иголочки инея распустились на ветках наших дворовых берёзок, как будто кристаллы серебра, если таковые имеются в природе. Для разнообразия небо полностью очистилось от облаков, даже самых маленьких, солнце сияло как летом, да и пригревало, кстати, почти по-летнему. Я быстренько подхватил полотенце и скатился с холма к берегу, захотелось умыться прямо из озера. Но всё оказалось не так просто, за ночь прибрежная кромка воды покрылась тонким прозрачным ледком. Похоже, морозец был нехилый.
Несмотря на бессонную ночь, настроение у меня взлетело под самые небеса, наверное, если бы не лёд, я бы даже искупался, просто так, чтобы отметить приход солнечных дней. Но возиться с прорубью было неохота, знаю, как сильно может порезать кожу этот с виду невинный ледок. Не слабее бритвы. Так что пришлось обойтись просто умыванием. Увы, когда я вернулся в дом, мой праздничный настрой растаял словно тот первый лёд под солнышком. Ника молча сидела за столом и чем-то напоминала сломанную куклу, даже глаз не подняла, когда я вошёл. У меня просто сердце оборвалось от жалости. Да что я за чурбан бездушный, из-за каких-то идиотских предчувствий довёл любимую девушку до депрессии.
– Ника, не хочешь прогуляться после завтрака? – игра в невинную светскую беседу поначалу далась мне со скрипом. – Погодка просто изумительная.
Моя обиженная девочка подняла ресницы, и меня окатило сиреневым дождём, аж дыхание перехватило. В её взгляде недоверие боролось с надеждой, и пока было неясно, за кем останется поле боя. Чтобы поддержать своих, то есть надежду, я принялся её уговаривать.
– Зима на носу,– рассудительно заявил светский лев,– когда ещё погреешься на солнышке. Пойдём, прогуляемся вдоль берега до болота, а то ты совсем засиделась дома из-за проклятого дождя.
Тут я явно лукавил. Если бы я позвал Нику помокнуть со мной за компанию, она без сомнения согласилась бы, но в целом всё выглядело как забота о здоровье хрупкой девушки. Ей очень хотелось мне поверить, хотя за прошедшие два дня Ника уже, наверное, догадалась, что я её избегаю, и успела с этим смириться.
– Давай, я помою посуду, а ты пока собирайся,– я решил закрепить едва наметившийся успех, нельзя же позволить сомнениям взять верх.
Ника недоверчиво улыбнулась и кивнула. Надежда одержала победу с разгромным счётом. Только когда она ушла наверх утепляться, до меня начало доходить, какого идиота я из себя тут строил. И стоило два дня мучиться, мокнуть и мёрзнуть, чтобы враз всё вернуть на исходные позиции. Даже хуже, теперь Ника будет от меня ожидать знаков внимания, а я не смогу удержаться, чтобы ни поухаживать за обиженной девушкой, как бы доказывая, что всё у нас как прежде. Но ведь на самом деле ей вовсе не нужно это «как прежде». А что я могу предложить моей любимой малышке? Пялиться на неё с немым обожанием, опекать и оказывать мелкие услуги? Только хуже сделаю. Лучше бы уж стиснул зубы и выдержал эту подлую игру до конца.
Но сделанного не воротишь. Через десять минут мы уже спускались по тропинке с нашего холма в направлении пляжа с чёрными камнями. Я строго пообещал себе держаться, если уж не отстранённо, то во всяком случае нейтрально. И естественно, через двести метров благополучно забыл про все свои обещания. Ника щебетала, что твоя канарейка, а я блаженно купался в звуках её голоса и даже не помышлял о том, чтобы выбраться на прочный берег здравомыслия и рациональности. Наверное, подсознательно я воспринимал нашу увеселительную прогулку как награду за два дня мучений, так что у меня даже угрызений совести не возникло.
Весёлое щебетанье моей любимой канарейки время от времени сопровождалось негромким, зато вполне мелодичным звоном. Под яркими солнечными лучами тонкая ледовая скорлупа начала подтаивать и лопаться, превращаясь в изумрудный паззл на поверхности воды. Волнения совсем не было, так, лёгкое шевеление у самого берега. И всё же даже таких невнятных волн оказалось достаточно, чтобы мелкие осколки льдинок принялись выползать на песок, образую серебристую, ослепительно сверкающую ленту. Прикольно, как будто Спас прикупил себе алмазное ожерелье и теперь хвастался обновкой. Два дня проливного дождя смыли с деревьев снежный покров заодно с запоздалой листвой, и прибрежная роща превратилась в причудливый прозрачный узор из голых веток на фоне синего неба.
В общем, вы уже, наверное, поняли, что моё невнятное сопротивление радостям жизни оказалось успешно подавлено превосходящими силами противника. Природа и Ника заключили союз и взяли в сладкий плен не особо стойкого оловянного солдатика. Нужно честно признать, что солдатик сопротивлялся лишь для проформы, а сам только о том и мечтал, чтобы оказаться в плену. Каким-то волшебным образом ладошка победительницы оказалась в моей руке, от чего мне сделалось жарко, хотя на самом деле было всего два-три градуса тепла, не больше.
