Я задумался о нашей островной жизни и не заметил, как Ника поднялась и, проверив сухость своих ботинок, принялась обуваться.
– Ты куда? – окликнул я мою деловитую малышку. – Проголодалась? Так я сейчас мигом сгоняю в дом, принесу чего-нибудь съестного. У нас ведь выходной, забыла?
– Это у тебя выходной,– возразила Ника,– а у меня ещё полно дел. Скоро Учитель вернётся голодный с охоты, нужно разогреть обед.
– Он же не ребёнок, сам справится,– я немного обиделся, что моя милая думает сейчас о каких-то делах.
– Конечно, справится,– Ника даже не стала спорить,– но я всё-таки пойду, всё приготовлю, мне так будет спокойней. И тебе принесу чего-нибудь пожевать, если у тебя нет желания обедать в доме.
Наверное, именно в этот момент я впервые почувствовал какой-то дискомфорт. Тогда я ещё не смог определить его причину, ощущения были слишком расплывчатые, но прежний душевный покой уже начал размываться. Возвращаться домой с Никой мне было в лом, всё равно, как расписаться в своей несостоятельности, мол, мне хочется, чтобы мной командовали. Нет уж, сегодня я – свободная птичка, куда хочу, туда лечу. Предупредив Нику, что вернусь не раньше ужина, я тоже обулся и отправился гулять вокруг острова. Прямо скажем, тропинки были пока не в идеальном состоянии, талая вода хлюпала под ногами, кое-где грязюка была совсем непролазная, в отдельных местах земля всё ещё была покрыта скользкой ледяной коркой. Так что, вместо наслаждения весенними видами острова, я вынужден был смотреть под ноги, чтобы не растянуться в грязи.
Но меня все эти неприятные мелочи жизни ничуть не смутили, я твёрдо вознамерился посвятить этот день единению с природой. Только где-то через пару часов бессмысленных блужданий по берегу до меня наконец дошло, что я злостно нарушаю условия испытания. Я таскался по весенней распутице исключительно из чувства протеста, но никак не потому, что мне этого действительно хотелось. Прислушавшись к себе, я моментально осознал, что тупо хочу домой, в тепло и сухость, хочу есть и соскучился по Нике. Сказано – сделано, через полчаса я уже сидел за столом и наворачивал вкуснейшую уху из щуки, которую Ворон вчера выловил из оттаявшего ручья.
Насытившись, я снова обратился к своим ощущениям. Ощущения однозначно порекомендовали мне завалиться в койку и покемарить эдак часик-полтора. Ворон в это время сидел около печки и латал сеть, в осенние шторма её выбросило на камни и сильно потрепало. В штатном режиме я бы присоединился к общественно полезному труду, тут двух мнений быть не может, но сейчас у меня были дела поважнее, например, удовлетворять все желания моего ленивого эго. Я изобразил сочувственную мину и отправился на чердак. Мой трудолюбивый гуру только приветливо помахал мне рукой, ни вопросов, ни ехидных замечаний не последовало. Ника тоже никак не прореагировала на мой наглый демарш, она самозабвенно месила тесто для вечернего пирога.
Реакция моих близких меня слегка озадачила, я ожидал хоть какого-то порицания. Пусть бы это была саркастическая усмешка или неодобрительный взгляд, мне бы сразу стало гораздо комфортнее. Но нет, мои ребяческие выкрутасы воспринимались с ангельским терпением и безразличием. Это было даже обидно. В знак протеста против такого полного игнора я завалился в постель прямо в одежде. Не знаю, на что я рассчитывал, может быть, на усталость после нескольких часов прогулки по непролазной топи, однако моим планам по отползанию в чертоги морфея сбыться было не суждено. Я ворочался с боку на бок, а сон не шёл, в голове крутились идиотские мысли о сегодняшнем дне, о поведении Ворона и Ники и о несправедливости жизни в целом. Хотя, при чём тут справедливость?
– Лис, ты лукавишь,– раздался надо мной сочувственный вздох моего гуру. – Так ты ничему не научишься.
Я уселся на топчане и исподлобья глянул на коварно подкравшегося наблюдателя. Да, он был прав, я уже давно забил на выданное мне задание. Вместо того, чтобы прислушиваться к своим желаниям, я устроил себе праздник непослушания. А в результате свалился в уныние и даже злость, поскольку никто не заценил мой детский бунт.
– Я не понимаю, как следовать своим желаниям,– пробурчал бунтарь. – Наверное, я никогда толком не жил для себя, мне это состояние некомфортно.
– В этом вся суть,– Ворон удовлетворённо похлопал меня по плечу,– Ты не делаешь того, что тебе действительно хочется. Я тебе даже больше скажу, ты и не мог следовать своим желаниям.
– Это ещё почему? – возмутился я. – Так это был какой-то трюк?
– Вовсе нет,– Ворон снисходительно улыбнулся,– просто ты совсем себя не знаешь. Как же можно сходу разобраться в желаниях какого-то незнакомца? Для того ты и делаешь это упражнение, чтобы наконец с собой познакомиться поближе.
Я пробурчал про себя что-то нечленораздельное, типа, так и знал, что это было просто издевательство, но Ворон не дал мне и дальше уходить в отказ.
– Давай разберём, что тебя смущает,– спокойно предложил он.
– Чего тут разбираться, и так всё ясно,– упрямо попёр я. – Мне хочется лениться, а вы с Никой работаете. Конечно, мне сразу становится не по себе.
– Может быть, это от того, что тебе тоже хочется поработать? – с невинной улыбочкой предположил мой коварный гуру.
Подобное предположение прозвучало наивно, но что-то в нём было. А ведь действительно, в тот момент, когда я с независимым видом отвалил на чердак, на самом деле мне хотелось побыть вместе с Вороном и Никой, разделить не только их общество, но и их дела. Мне этого действительно хотелось. Так отчего же я свалил? Что-то кому-то доказывал, пытался проявить собственную упёртость? Нет, не поэтому. Я просто не понял, чего на самом деле хочу.
– Я не понимаю, как разобраться в своих желаниях,– уныло пробурчал я. – По идее, естественным желанием нормального человека является получение удовольствия от жизни. Но тут на сцене появляются всяческие соображения нравственного порядка, и эти соображения портят весь кайф.
– А с чего ты взял, что люди могут получать удовольствие исключительно от эгоистичных поступков? – возразил Ворон. – На свете сколько угодно альтруистов, для которых помощь ближнему, как ты выразился, в кайф. А как для тебя?
– Не знаю,– вынужден был признать я,– я даже не понимаю, что может служить в этом деле критерием.
– Ну тут я тебе, пожалуй, подскажу,– Ворон хитро улыбнулся. – У нас имеется замечательный встроенный датчик удовольствия. Называется совесть.
Ну всё, началось морализаторство. Сейчас мне объяснят, что только самоотверженные поступки позволяют нам не чувствовать угрызений совести, а потому все мои жалкие попытки потакать своим хотелкам приведут к полному провалу. Я саркастически усмехнулся и приготовился пропустить мимо ушей лекцию из цикла кодекса молодого мага. Но мой коварный гуру снова меня удивил.
– Лис, я уже было решил, что ты наконец выучил азы структуры нашего мира,– с усмешкой посетовал он. – В твоей реальности нет никого, кроме тебя, помнишь? Все так называемые «другие» – это не более, чем интерпретации твоего ума воспринятых твоим сознанием вибраций. Так что всё, что ты делаешь, ты делаешь исключительно для себя и помогаешь этим условным «другим» тоже для себя. Просто больше не для кого стараться.
