Ночь наступила внезапно, как обычно в тропиках. Темноту нарушала лишь одна луна. Гандерсен заметил нилдора, которого принял за Срин’гахара, и подошел к нему.
– У меня есть вопрос, Срин’гахар, мой любезный попутчик, – начал он. Когда сулидоры вошли в воду…
– Ты ошибся, – спокойно сказал нилдор. – Я Тхали’ванум, трижды рожденный.
Гандерсен пробормотал извинение и смущенно отошел в сторону. Типично земная ошибка, подумал он. Он вспомнил, что его бывший шеф тоже постоянно путал одного нилдора с другим и злился: «Не могу отличить друг от друга этих больших ублюдков! Почему они не носят каких-нибудь меток?» Какой позор – не уметь различать туземцев! Гандерсен всегда ставил себе в заслугу то, что избегал подобных ошибок. А теперь, когда ему так было нужно снискать их расположение…
Он подошел к другому нилдору и в последний момент понял, что это тоже не Срин’гахар. На третий раз он в конце концов нашел своего спутника. Срин’гахар спокойно лежал под деревом, подогнув ноги. Гандерсен наконец задал мучивший его вопрос.
– Почему нас должен потрясать вид насильственной смерти? – ответил Срин’гахар. – В конце концов у малидаров нет г’ракх, а сулидорам нужно есть.
– Нет г’ракх? – удивился Гандерсен. – Не знаю такого слова.
– Это определенное свойство, которое отличает существ, имеющих душу, пояснил нилдор. – Без г’ракх ты всего лишь животное.
– У сулидоров есть г’ракх?
– Естественно.
– И у нилдоров, конечно, тоже. А у малидаров нет. А у землян?
– Но ведь совершенно ясно, что у землян есть г’ракх.
– И можно свободно убивать существ, которые не обладают этим свойством?
– Если возникнет такая необходимость, то можно, – ответил Срин’гахар. – Это же так просто. Разве в вашем мире не существует такого понятия?
– В моем мире, – ответил Гандерсен, – существует лишь один вид, обладающий г’ракх, и поэтому, может быть, мы уделяем этим проблемам мало внимания. Мы считаем, что все, кто не принадлежит к нашему виду, лишены г’ракх.
– Значит, именно поэтому, когда вы оказываетесь в другом мире, вам трудно определить, есть ли г’ракх у других существ? – сказал Срин’гахар. Можешь не отвечать, я понимаю.
– Можно еще вопрос? – продолжал Гандерсен. – Что здесь делают сулидоры?
– Мы позволяем им здесь быть.
– Раньше, когда Компания управляла Белзагором, сулидоры никогда не покидали Страну Туманов.
– Тогда мы не разрешали им приходить сюда.
– А теперь разрешаете. Почему?
– Потому что теперь это не доставляет нам хлопот. Раньше были трудности.
– Какие трудности? – допытывался Гандерсен.
– Тебе нужно спросить об этом кого-то, кто был рожден больше раз, чем я, – мягко ответил Срин’гахар. – Я – лишь однажды рожденный, и многое кажется мне странным, так же как и тебе. Смотри, уже вторая луна! Когда взойдет третья, мы будем танцевать.
Гандерсен поднял взгляд и увидел небольшой белый диск, быстро двигавшийся над вершинами деревьев. Пять лун Белзагора вращались по разным орбитам – ближайшая у самой границы Роша, самая дальняя же едва была видна. На ночном небе обычно светили только две или три луны. Орбиты четвертой и пятой лун были настолько вытянуты, что на большей части планеты эти луны вообще не были видны, а в оставшейся зоне появлялись не более трех-четырех раз в год. В одну ночь каждого года все пять лун можно было увидеть вместе, но только в пределах десятикилометровой полосы, шедшей под углом в сорок градусов к экватору с северо-востока на юго-запад. Гандерсен видел Ночь Пяти Лун лишь единственный раз в жизни.
Нилдоры начали перемещаться в сторону озера. Появилась третья луна, двигаясь с юга на север.
Значит, он снова увидит, как они танцуют. Один раз ему уже пришлось наблюдать эту церемонию – в начале его карьеры, у Водопадов Шангри-Ла, в северных тропиках. В ту ночь нилдоры собрались по обоим берегам реки Мэдден, и в течение нескольких часов после наступления темноты сквозь рев водопада доносились их крики. Курц, который тогда работал в Шангри-Ла, предложил посмотреть «это представление» и повел Гандерсена в ночную темноту. Это было за шесть месяцев до эпизода на биостанции, и Гандерсен тогда еще не был знаком со странностями Курца. Однако он быстро понял это, как только Курц присоединился к танцующим нилдорам. Огромные существа, встав полукругами, двигались вперед и назад, пронзительно трубя и топая так, что отдавалось эхом. И вдруг Курц оказался среди них. На его обнаженной груди в свете луны блестели капли пота. Он танцевал самозабвенно. Так же как нилдоры, он ревел, топал ногами, подбрасывал вверх руки, крутился и подпрыгивал. Нилдоры окружили его, оставив, однако, достаточно места, чтобы он мог продолжать свой безумный танец. Они приближались к нему и отдалялись, и возникало впечатление некой пульсации, как будто сжималась и разжималась какая-то дикая мощь. Гандерсен стоял, охваченный непонятным страхом, и не пошевелился, когда Курц крикнул, чтобы он присоединялся к нему. Он смотрел, и ему казалось, что проходят часы. Он чувствовал себя, как загипнотизированный топотом танцующих нилдоров. Наконец ему удалось преодолеть транс, и он поискал взглядом Курца; тот продолжал дергаться, как марионетка, которую тянут за невидимые нити, и, несмотря на свой высокий рост, выглядел среди нилдоров жалкой, хрупкой фигуркой. Курц не слышал Гандерсена и не обращал на него внимания. В конце концов Гандерсен один вернулся в дом и лишь утром нашел изможденного и утомленного Курца, который сидел на скамейке, глядя на водопад.
– Ты должен был остаться. Ты должен танцевать, – прошептал Курц.
Гандерсен знал, что обряды нилдоров изучались, и обратился к литературе, чтобы выяснить подробности. Танец явно был связан с каким-то сюжетом и имел некоторые черты, подобные земным средневековым таинствам. Это была инсценировка какого-то неизмеримо важного мифа нилдоров, являвшаяся одновременно развлечением и способом достижения религиозного экстаза. Содержание этой драмы, к сожалению, было изложено древним молитвенным языком, ни одно слово которого не было известно землянам. Хотя нилдоры без сопротивления учили первых пришельцев с Земли своему относительно простому современному языку, они никогда не сообщали ничего, что могло бы послужить ключом к пониманию древнего языка. Ученые также отмечали один факт, который Гандерсена очень заинтересовал: дело в том, что всегда, в течение нескольких дней после совершения обряда, группы нилдоров из стада, участвовавшего в ритуальном танце, отправлялись в Страну Туманов – вероятно, для того, чтобы пройти повторное рождение. Гандерсен думал о том, не является ли этот обряд какой-то предшествующей ему очистительной церемонией.
Все нилдоры собрались у озера. Срин’гахар пришел последним. Присев на берегу, Гандерсен наблюдал за огромными созданиями. Луны, двигавшиеся в противоположных направлениях, создавали причудливые тени, и их холодный свет превращал зеленоватые шкуры нилдоров в складчатые черные одеяния. Слева от него возле своих хижин сидели на корточках сулидоры. Они не допускались к участию в церемонии, но, очевидно, смотреть им разрешалось.
