Хелен оглянулась. Ланц нервно взъерошил затылок пальцами и так крепко сжал челюсти, что ему самому стало больно. Жилки на лице так и задергались. Он гневно глянул в лицо жены и неожиданно резко, со всей силы ударил кулаком по столу так, что в воздух взлетел поднос с посудой, и раздался звон бьющегося стекла. На глазах Ланца появились слезы. И то ли от жалости к себе, то ли от бессилия он отчаянно проговорил:
– Чем же я испортил тебе жизнь, Хелен? Я так любил тебя, дьявол!
Хелен замерла от переполнивших грудь чувств вины, досады, обиды и безнадежности. Слезы жгли глаза, и хотелось разрыдаться и вдоволь наплакаться на чьем-то заботливом плече, в чьих-то трепетных объятиях.
Ланц долго рассматривал лицо жены, затем отшвырнул стул в сторону и тяжелыми шагами, все еще сжимая кулаки, направился прочь из гостиной.
– Ланц,– сдавленным от наступающих слез голосом выговорила Хелен,– я не хотела… Ланц…
И слезы хлынули, оставляя темные потеки туши на щеках… Она злилась, что потеряла контроль над собой, чувствовала себя виноватой перед детьми, что они не имели чуткого, заботливого и благородного отца, за неоправданность надежд Ланца, сожалела об утраченном времени, о часах проведенных в слезах и жалости к самой себе, в тоскливом томлении по единственно близкому человеку, который и по сей день вызывал волнующий трепет в груди.
Хелен опустошенно опустилась на колени и бессильно прислонила голову к шкафу. До безумия хотелось рыдать, в исступлении разбить все, что попалось бы под руку, выкричаться, выпустить на волю скопившуюся досаду и раскаяние, но что-то комом встало в горле, сковало тело, не было сил даже всхлипнуть. Слезы крупными каплями катились по щекам и падали на ладони, запястья и голые колени.
***
Ланц вышел на веранду и издалека кивнул приунывшим гостям. Крис и Джек сидели в беседке. Ланц выпрямился, создавая видимость спокойствия и решенной проблемы, и прошел к столу.
Хенрик Маузер подмигнул хозяину поместья и иронично заметил:
– Твоя дочь несколько резка и…
– Диковата,– продолжил Дьюго.– Да уж. В кого она унаследовала эти качества? Ни одна женщина в роду Дьюго не была так спесива, как София.
– Некоторым мужчинам нравятся строптивые женщины,– кашлянул Маузер.
– Да кому такое понравится? Каждую минуту, как на пороховой бочке. Ничего, сейчас успокоится и продолжим,– уверенно сказал Ланц.
Милинда, грустно ковыряя вилкой гусиную ножку, еле заметно покачала головой, сомневаясь в словах отца.
– Ланц, а не поспешил ли ты с решением выдать дочку замуж?– высказался отец Мартин.
– Отец Мартин, не будем это больше обсуждать,– остановил священника Дьюго.
Он мрачно поводил глазами по столу и погрузился в свои мысли. Разговор с Хелен вывел его из равновесия. Он слишком долго носил в себе боль, которая время от времени не давала покоя. Ланц действительно никогда не считал Софию своей дочерью. С того самого момента, когда в ее день рождения у двери спальни Хелен услышал слова Бенджамина Логана: «… моя дочь. Только моя и твоя…». Его, как током ударило. Дьюго никогда не забывал историю любви Бена и Хелен, когда они еще были юными. И даже тот факт, что Хелен выбрала Ланца, вышла за него замуж, родила ему сына, не успокаивал, и досадные мысли до сих пор роились в голове. То, что Логан приходился крестным отцом Софии, только подстегивало уязвленное самолюбие Ланца.
Досадным совпадением было и то, что девочка и Бенджамин с самого ее детства были не разлей вода. Ее отношение к нему было гораздо теплее и нежнее, чем к тому человеку, кто ее воспитывал, кормил, одевал. Бенджамин будто и сам хотел показать свое отцовство, проявляя к Софии особое внимание. Из ревности Ланц запрещал Софии выходить из поместья, но, чтобы не доставлять беспокойства Хелен, на время забывался и его контроль над Софией ослабевал. Отношения Логана и Софии развивались.
Дьюго старался, очень старался не омрачать счастья жены. Так заботился о ней, был нежен и внимателен к малышке. Он еще сомневался: его ли это дочь, или Бенджамина. Но, когда девочка стала подрастать, появилась твердая уверенность, что София – не его дочь. Ее внешность и характер доказывали это ежедневно. Ни Брайан, ни Милинда не проявляли себя так дерзко, ярко, как это делала София. Она в два раза больше требовала внимания к себе, ей всегда было необходимо то, в чем не нуждались другие, ее никогда не интересовали дела фермы.
И лишь одна Хелен знала, как заблуждался Ланц. И впрямь, София не была похожа ни на кого из рода Дьюго, но была копией бабки Хелен, от которой не осталось ни ярких воспоминаний, ни фотографий, только образ и некоторые черты характера. Такие же черные брови и длинные бархатные ресницы, большие темно-синие глаза, четкий контур губ и носа, овальное, чуть вытянутое лицо и внимательный, пристальный взгляд и та непокорность в характере, вспыльчивость, вспышки радости и веселья или неожиданной грусти и замкнутости – все было получено в наследство от прабабки.
***
– Ты чего такой расстроенный?– спросил Джек Криса, заметив, как тот нервничает.
– Никогда не знаешь, чего от нее ждать,– возмутился Рискин.– Она такая непредсказуемая… Сам же слышал от нее «да». А теперь… вот вам – пожалуйста!
– Слушай, да тебя всего трясет? Пойдем прогуляемся. Курить будешь?
– Давай.
Джек вынул пачку сигарет и угостил друга.
– Чего ты так переживаешь? Если она тебя любит, так выйдет за тебя.
– Хм… Любит – не любит…
Парни прошли мимо дома и оказались у конюшен. Крис шагнул внутрь ангара и облокотился на первую дверцу стойла.
– Я познакомился с Софией, когда она потеряла своего жеребенка, а я его нашел. Тогда она смотрела на меня, как на героя из кино. Я долго не замечал ее… да и совсем девчонка она была. А потом как-то глянул и понял, что хочу, чтобы она была моей.
Джек усмехнулся.
– Любовь с первого взгляда?
– Н-да. Уверен, София была мной увлечена. А потом вдруг враз переменилась,– досадно вспомнил Крис и со всей силы ударил кулаком о столб. Ощутив сильную боль в руке, он еще больше рассердился и с жаром выпалил:– Вот дьявол! Я честно пытался ее удержать. Уговаривал ее, отца убедил, и он был со мной заодно. Но София такая упрямая! На кой черт ей сдался этот Хьюстон? Она только и говорила о нем на всех наших свиданиях… вместо того, чтобы дать мне задрать ей юбку,– Крис усмехнулся и смачно плюнул в песок.
На счастье или на беду, невольным свидетелем разговора Джека и Криса стала София, вошедшая в ангар с другой стороны. Все лошади были на выгуле, голоса молодых людей ясно доносились до ее ушей. Внимая каждому слову Рискина, София оцепенела, остановилась и слушала. Костяшки пальцев на руках побелели от яростного сжимания ладони в кулак. Вся ее кожа, словно покрылась стальной чешуей, броней, сквозь которую искрило негодование и чувство отвращения к человеку, стоящему в нескольких метрах от нее.
