У Софии чуть трубка из рук не выпала. Сердце пропустило удар. Не представляя последствий произошедшего, она встряхнула головой, пытаясь принять это как данность и не паниковать, чтобы не напугать Лин еще больше. Но мысли закипели в голове от растерянности и недоумения.
– Фисо, ты меня слышишь?– Милинда была напугана молчанием сестры.
– И кто это с тобой сделал?– сдавленным голосом спросила София, уже догадываясь, кто это мог быть.
– Джек…
– Джек!
«Вот дура!»– злясь на сестру и с ненавистью к Джеку, мысленно крикнула София.
– Вы чем думали?
– Фисо, мне и так плохо. Я не знаю, что делать.
София попыталась унять свои эмоции и начала лихорадочно соображать, чем может помочь сестре. Но что ей самой было известно, как действовать в такой ситуации? Одно она знала наверняка – она обязательно должна была что-то придумать. Сестру нельзя было оставлять в таком состоянии.
– Ты маме рассказала?
– Нет. И не скажу… Она доверяет мне. Я боюсь ее разочаровать… Мне и сейчас так стыдно смотреть ей в глаза.
– Раньше надо было думать о стыде!– сердито возмутилась София.– Где ты сейчас?
– Я на почтовом отделении, не могу звонить из дома.
– А сама что ты думаешь о своем положении?
– О чем я могу думать! Я даже предположить боюсь, что будет, если кто-то об этом узнает. Меня же заклеймят позором в Эль-Пачито…
– Лин, ты всегда была такой тихой, смирной. Как же ты так неосторожно… просто вляпалась в навоз!
– Прости… Фисо, мне ужасно стыдно…– заревела Милинда так громко, что в трубке затрещало.
София отняла трубку от уха и отчаянно стукнула кулаком по столу.
– Что там такое?– послышался голос Лили из гостиной.
– Ничего, тетя, это я нечаянно ударилась об стол,– прижав трубку к груди, ответила София и снова вернулась к сестре.
Та еще плакала, но уже тише.
– Ладно, все. Не падай духом,– стараясь успокоиться сама, продолжила София.– Ты же знаешь, я не могу по-другому реагировать на такие вещи. Все, успокойся…
Успокоить сестру было не так просто, не находились слова, которые привели бы ее в чувства. Софию раздражала собственная беспомощность.
– Ну хватит!– наконец твердо приказала она.
Милинда тут же замолкла. Через несколько секунд она сдержанно всхлипнула, несколько раз вздохнула и уже без истерики проговорила:
– Фисо, мне так стыдно! Я полная дура!
– Лин…
– Я в такой растерянности. Отец, если узнает, проклянет… или вообще убьет.
– Ну да, ему не привыкать проклинать своих детей,– с сарказмом выдала София.– Но на убийство он не способен. Разве только меня мог убить…
– Я так напугана, не знаю, что делать… Фисо, а что делать?
В голосе Милинды слышалось искреннее раскаяние и отчаяние.
– И после всего этого ты продолжаешь убеждать меня, что это любовь?– не сдержалась София.
Милинда затихла. У нее не было слов оправдать свое поведение, но не было и желания разрушать собственные иллюзии насчет Маузера. То, что с ней произошло, – это недоразумение, смятение, которые скоро разрешатся, но то, что еще будет, будет уже по-настоящему правильно, идеально. Она всего лишь ошиблась, была неосторожна, но в том, что произошло, была виновата только она одна. Конечно, именно так!
Осознав свою резкость, София, виновато протянула в трубку:
– Ну не вешай нос… Конечно, я тебе помогу. Только вот что – тебе надо каким-то образом приехать в Хьюстон. Скажи родителям, что я купила для тебя билет, что новый год ты проведешь со мной и тетей. Билет для тебя на ближайший поезд я закажу и встречу.
Милинда вдруг снова сорвалась и горько заплакала:
– Да-а-а, хль, хль, еду-у-у.
– Эй, эй, а ну-ка перестань реветь. Что скажу я Лили, когда она увидит твои заплаканные глаза?
– Угу…– прохныкала Милинда, и связь прервалась.
– Рыжий дьявол!– выругалась София, присаживаясь на стул, пока не представляя, чем сможет помочь сестре.
Но разделяя ее опасения быть отвергнутой отцом, София настраивалась на возможные трудности. Теперь эту проблему необходимо было с кем-то обсудить: держать тревожные мысли в голове, которые не вписывались ни в одно известное ей решение, было невыносимо. И первое, что пришло на ум, – это откровенно поговорить с доктором Логаном.
***
Милинда удачно солгала родителям и спешно засобиралась на вечерний поезд в Хьюстон. Ланц ни слова не сказал против этой поездки дочери. Частое недомогание сделало его равнодушным и мало подозрительным.
Поезд шел очень медленно, в прошлый раз Милинде показалось, что он летел, как птица. Но теперь, когда ее проблема требовала немедленного разрешения, время тянулось, как нарочно. Столько разных чувств смешалось в горький коктейль: и стыд, и отчаяние, и тревога, и собственное легкомыслие, и любовь к Джеку, и досада, а еще страх за собственное будущее и предстоящее принятие решений. Но самым большим разочарованием явилось то, что ее фантазии и мечты однажды оказаться наедине с мужчиной, которые она лелеяла и внушала себе день за днем, разбились, как хрустальная ваза.
Это произошло в конюшне поместья Маузеров. Не было ни ласковых слов, ни нежных прикосновений, ни цветов, ни шампанского, ни шелковых простыней, а только резкий рывок, неловкое, грубое ерзание, животное сопение, мокрое от росы сено и свербящий в носу запах конского навоза.
Стало как-то холодно и досадно на душе. А заметив удовлетворенное выражение на лице Джека, Милинда внутренне возмутилась его черствости. Ведь она была в отчаянии от неоправданных надежд и даже раскаивалась в своей нерешительности отказать Маузеру, а он просто вдохнул и выдохнул… Она даже не поняла, что произошло. Утешало только одно: Джек был на седьмом небе от полученного удовольствия.
Не успев осмыслить произошедшее с ней и оценить душевное состояние после близости с Джеком, через полтора месяца Милинда забеспокоилась об отсутствии менструации. Она была настолько озадачена, напугана, что не могла поверить в самое худшее для нее. Аптечный тест подтвердил опасения.
А следом за этим еще одно событие вселило в девушку панику. В тот же день за ужином отец важно проговорил:
– Дочка, я надеюсь, ты не опозоришь своих родителей? Любовь так любовь, но никакого разврата в своем доме я не потерплю. Когда поженитесь, делайте, что хотите, нарожайте детей и живите своей жизнью. Но до этого я не желаю слышать, что моя дочь шастает с парнем по закоулкам. Я не позволю, чтобы наша фамилия звучала в распутных баснях местных сплетников. Тебе ясно, Лин?
Милинда стиснула зубы, чтобы не выдать бурю эмоций, которые подкатили к горлу. Ее сердце нервно застучало, а где-то под солнечным сплетением что-то забилось, и все тело обдало жаром. Ей стоило огромных усилий выдавить на лице естественную улыбку и клятвенно кивнуть.
