Жанна выдержала необходимую паузу и, гордо расправив плечи, спросила:
– Как тебе?
– Я хотела бы так жить! Все по высшему классу!
– Да, я люблю все высшего класса – вещи, машины, выпивку… мужчин… Кстати, выпьешь французского ликера?
– Благодарю, я не пью днем.
– Брось, где ты еще попробуешь настоящий французский ликер? Мне каждый месяц присылают из Парижа.
– Если так, то не откажусь… Наверное, это очень вкусно?
Жанна как-то странно довольно улыбнулась, наливая ликер в рюмку, и ответила:
– Душераздирающе!
Они выпили по рюмке ликера, и Фурье пошла в свою комнату, чтобы переодеться.
Через пятнадцать минут Фурье вышла в восхитительном красном платье с глубоким декольте и оголенной спиной, легкий шелк играл волнами и привлекал взгляд.
– Вы его очаруете!– призналась Мишель, открыв рот от восхищения красотой женщины.– Вот мне бы так выглядеть!
– Ты выглядишь не хуже,– непринужденно бросила Фурье и пересекла гостиную к холлу.– Итак, квартира в твоем распоряжении, за работой служб проследи, чтобы они не развели здесь грязи. Ликер в баре, чипсы на кухне, в шкафу справа. А больше у меня ничего нет. Ну пока. До завтра?
– Удачи вам, мисс Фурье.
– Да, она мне сегодня понадобится,– загадочно прищурилась Жанна и легкой чарующей походкой вышла за дверь.
У лифта Фурье взглянула на часы, хитро прищелкнула пальцами и настроилась на встречу с Ахматовым.
***
В ресторан, где был заказан столик на двоих, Жанна и Александр приехали порознь. Она намеренно заставила мужчину подождать ее несколько минут, и после того, как он начал поглядывать на часы, появилась перед ним во всей красе.
Внешний вид Мэри сразу насторожил Ахматова. Он и так сожалел о том, что согласился на эту встречу, но Мэри была так убедительна в своей просьбе поговорить с ним о чем-то важном и безотлагательном. Теперь он был почти уверен, о чем. Несмотря на это Александр был вынужден признать, что получает определенное удовольствие от любования ее тонкой красотой, и это немного смягчило его настроение.
– Мэри!
– Александр! Прости, я попала в пробку…
– В прошлом ты была пунктуальнее?!– шутя заметил Ахматов.
– Не стыди меня, это бесполезно,– играючи ответила та и сплела свои тонкие пальцы в замок.
– Мэри, не хочу тебя огорчать или торопить, но ты пригласила меня с целью обсудить что-то важное? Я человек откровенный, и признаюсь, мне доставляет много неприятных хлопот отменять деловые встречи только лишь ради обычного ужина. Но я уважаю тебя, как друга, и поэтому сейчас с тобой…
Мэри грустно улыбнулась.
– Я понимаю: нелегко забыть обиду, которую я тебе причинила. Но, может быть, мы поговорим об этом сейчас и расставим все точки над «и»?
Ахматов опустил глаза, убеждаясь в собственной правоте насчет цели этого ужина, но не стал прерывать Мэри, дав ей возможность выговориться.
– Я не верю, что ты мог вот так взять и забыть, что любил такую девчонку, как Мэри Синкли? Конечно, мужчины и женщины устроены по-разному, но я помню время, когда между нами сквозило напряжение. Такое не забывается. Спустя столько лет неужели ты не простишь меня?
Алекс искренно попытался найти отклик словам Мэри в своем сердце, но ничего, кроме сожаления и любезной учтивости, не обнаруживал. Он давно простил Мэри, чувства обиды и злости никогда не задерживались в его душе. Юношеская любовь к ней уже угасла, оставив легкие воспоминания о влюбленности, такие же, как и у всех людей оставляют воспоминания первого увлечения в школе. И он искренне не понимал настойчивости Мэри вернуть утерянное для них обоих.
– Мэри, ты верно заметила – прошло много лет,– терпеливо и бережно сказал Алекс,– и с этими годами изменились не только чувства, но и представления о жизни. Жизнь, отношения, люди воспринимаются иначе, и то, что было приоритетным тогда, сейчас не имеет силы…
– Чушь!– оборвала его Мэри, делая усилие снова обрести свое обычное спокойствие.– Ты спас меня. Ты говорил мне такие слова, которые уже никому не повторишь, потому что это было настоящее, сильное, проникновенное чувство! А сейчас ты говоришь, что все забыл? Я очень разочарована…
Алекс взял Мэри за руку. Она охотно подалась вперед. Он прочитал в ее глазах непримиримость и упорство. Она не оставит его в покое. И нужно было набраться терпения и деликатности, чтобы что-то изменить.
– Мэри, я чувствую, что внутренне ты очень изменилась. Меня беспокоит твоя привязанность к прошлому. Может, это каприз или твое собственное пари с самою собой…
– Пари? Не смеши!– оскорбилась та.– И не называй мою любовь к тебе параноидальным бредом или галлюцинациями.
– Ты слишком остро воспринимаешь мои слова…
– Ты делаешь мне больно!
Ахматов имел завидное самообладание. Он невозмутимо отстранился от стола и без колебаний, очень вежливо проговорил:
– Вынужден тебя огорчить… Я дорожу нашим прошлым, очень признателен тебе за твою нежность, я не помню обид или несправедливости ко мне. Но если и впрямь ты испытываешь ко мне сильные чувства, то можешь понять, что я могу испытывать столь же сильные чувства к другой женщине. И у меня нет причин что-то менять в своей жизни. Время меняет все и редко возвращает на круги своя. Ты можешь быть рядом в качестве друга, но можешь в один миг сейчас перечеркнуть все уважение и доверие между нами… Мне бы этого очень не хотелось. Но ты так решительно настроена… Меня это беспокоит…
Мэри медленно переменилась в лице, опустила голову, чтобы украдкой смахнуть набежавшие слезы. Потом она долго не сводила пристальных глаз с Ахматова и мысленно продолжала убеждать себя, что завтра все будет иначе. Однако эту неудачницу – Мэри Синкли – стоило задушить: она сбивала с толку, и Мэри тут же перевоплотилась в Жанну Фурье.
Ахматов сосредоточенно наблюдал за поведением Мэри и уже ничего не мог прочесть на ее лице. Эти красивые непроницаемые, словно застывшие черты, казались высеченными из камня. Еще минуту назад они выдавали все движения ее души, а теперь наглухо закрыли дверь в сердце.
Губы Жанны изогнулись в учтивой улыбке, и она сказала:
– Довольно сантиментов! Поужинай со мной?
Резкая перемена в настроении показалась Алексу подозрительной. Но, поскольку весь этот вечер был отдан Мэри, он согласно кивнул и подозвал официанта.
Жанна первая сняла напряженное молчание беседой о своей жизни во Франции, о путешествиях и стажировках. Вечер был наполнен ностальгическими воспоминаниями и обсуждением светской жизни Хьюстона. Жанна выразила желание войти в круг местной элиты, бизнесменов, государственных чиновников, и Ахматов с удовольствием предложил ей свою помощь в этом. Но все это время у него было впечатление формальности ужина. Между ними стояла какая-то недосказанность.
