– Уже не узнают,– заключила Хелен и стукнула кулаком по прикроватной тумбе.– Решено!
– Ты уверена? Хелен, ты, конечно, можешь все рассказать Бену, и он как человек любящий и благородный примет тебя и девочек…
Хелен отрицательно замотала головой.
– Сейчас решать свои проблемы за чужой счет было бы предательским эгоизмом. Нужно было решаться раньше, а сейчас нельзя думать только о себе. Я знаю, что Бен меня любит и всегда любил, но я не поступлю с ним так… Мне гордость не позволит… да и хватит жить прошлым.
– Ну что ж, тогда я желаю тебе огромного терпения и удачи. Теперь у тебя есть козырь. Насколько я знаю Ланца, он будет вымаливать твое расположение.
Сестры переглянулись и некоторое время молча не отводили друг с друга понимающих глаз.
– Хватит,– первой нарушила тишину Лили.– Идем ко мне, я хочу подарить вам всем рождественские подарки. Мы ведь не увидимся на Рождество?
– А может быть, вы приедете к нам с Томасом?
– Нет. У вас будут другие заботы. Я не хочу осложнять ваши отношения с Ланцем.
В спальне тети Лили София и Лин улеглись на мягкий ковер и с любопытством и тайным ликованием ожидали, когда она раскроет свой рождественский мешок с подарками.
Милинда получила в подарок золотой браслет, о котором мечтала, когда увидела его в ювелирной лавке в первый день прогулки по Хьюстону. Плечи Хелен сестра покрыла шалью ручной работы из шелковой нити. А Софию крестная пригласила в объятия и, целуя в макушку, достала из мешка красивую коробочку, покрытую серебряной крошкой.
– Это тебе, моя дорогая крестница.
– Что это?!– восхищенно спросила София, нетерпеливо открывая крышку коробочки.
– Это духи. Тебе уже пятнадцать лет, наверное, пора начинать сводить парней с ума. Надушишься этим ароматом, и все они будут у твоих ног. Однажды твоя мама свела с ума этим ароматом одного замечательного юношу…
– Я знаю,– прошептала София и украдкой взглянула на мать.
Хелен смущенно и грустно опустила глаза. Ее нижняя губа задрожала в предвестии слез, но она умело справилась с чувствами.
– Да что ты говоришь?!– удивленно спросила Лили у Софии, но обращаясь взглядом к сестре.
– А я ничего не знаю?– спросила Лин.
– Пойдем-ка, я уложу тебя спать, расскажу сказку на ночь,– перебила Хелен дочь.
– Я уже взрослая и могу уснуть без колыбельной,– улыбаясь словам матери, сказала Милинда.
– Пойдем, пойдем, нам есть о чем с тобой поговорить.
София проводила глазами сестру и мать за дверь и повернулась лицом к крестной.
– А Бен действительно любил маму?
Лили была смущена прямым вопросом девушки и колебалась с ответом.
– Ну, в общем-то…
– Он до сих пор один,– сообщила грустно София.– Я это знаю точно. А еще я знаю точно, что он до сих пор любит маму. И эта любовь будет вечна, как в легенде о яблоке.
– Тебе мама рассказала эту легенду?
– Да. Только вот странно: почему бог мешает соединиться половинкам?
– Я думаю, он зол на ангела, а злость вымещает на людях,– рассудила Лили.
– Это несправедливо!
– Ах, Софи, в жизни так много несправедливых вещей. Не забывай об этом, пожалуйста, чтобы потом однажды не разочароваться. Но много и хорошего, доброго – учись это различать.
София преданно и восхищенно посмотрела на крестную, мысленно благодаря ее за щедрость и уважая за естественную душевность и искренность, и обняла ее за шею, уткнувшись носом в спадающие на плечо мягкие светлые кудри.
Скоро Лили проводила крестницу в ее комнату. Но как только тетя вернулась к себе, София сразу свернула к комнате, где была мать.
– К тебе можно?
– Конечно, стрекоза, иди ко мне,– мягко улыбнулась Хелен и поманила дочь рукой.
София тихо прикрыла за собой дверь и нырнула под одеяло к матери. Они долго лежали молча, а потом София тяжело вздохнула и, глядя на профиль матери, спросила:
– Я чувствую, что-то происходит, но ничего не могу понять?
Хелен тяжело вздохнула в ответ и хрипло бессильным голосом сообщила:
– Мы скоро уезжаем домой.
София нервно сглотнула и зажмурилась.
– Я туда не хочу!– слезно прошептала она.
– Там наш дом. Мы не можем бросить его и отца…
– Тогда скажи, как научиться принимать то, чего не хочешь всей душой?
Хелен самой было трудно говорить на эту тему. У нее не было готовых ответов. Она не могла рассказать дочери, что произошло на самом деле, и не могла лгать, что все по-прежнему. Она прекрасно понимала, что у Софии с отцом тоже нет лада, но и не могла лишить ее будущего. Сама она могла пережить все, перетерпеть, перемолоть, но дети были дороже всего на свете, и Хелен хотела им благополучного будущего, а начинать его с разрыва в семье – никуда не годилось.
– Что-то Брайан давно не звонил и не писал,– сменила тему Хелен.
– Да, я тоже соскучилась. Но ты знаешь, я так чувствую – у него все хорошо… В отличие от нас…
– А что у нас? У нас все замечательно!– уверенно произнесла мать.– Вот увидишь, когда мы вернемся домой, отец полностью переменится. Он уже очень соскучился. И я думаю, он не будет против вашего обучения в городе.
– Смотрю я на тебя и удивляюсь. Ты что, папу не знаешь? Заладит про свою ферму, про наследников… Ой, даже вспоминать не хочу.
Хелен обняла Софию крепче и прислонилась головой к ее щеке. Девушка слабо улыбнулась. Мать взяла в свою руку хрупкую руку дочери и, перебирая ее тонкие длинные пальчики, с тайным восторгом вспомнила:
– В молодости, когда мне было семнадцать, родители запрещали мне гулять допоздна. Но я умудрялась из своего окна общаться со своими женихами…
София заинтересованно оглянулась на мать, оживилась и заморгала длинными ресницами.
– Вот этими пальчиками я разговаривала с парнем, который стоял на другой стороне улицы.
– Это как?
– Смотри внимательно…
Хелен расставила пальцы девушки так, что получилась какая-то фигурка, затем еще одна, и третья. София недоуменно морщила лоб и ничего не понимала.
– Что это значит?
Хелен на секунду задумалась о том, как можно проще объяснить дочери то, что она имеет в виду.
– Смотри еще раз. Если соединить три пальца в дуге, получится буква «S». Если же сомкнуть указательный и большой в круг – буква «О». Выпрямить ладонь ребром к себе и приставить кулачок к кончикам пальцев – буква «Р», а приставить сомкнутые пальцы стульчиком к той же ладошке – «Н», вытянуть указательный палец вверх – буква «I»…
