Харды же упивались своей племянницей, ее искристой жизнерадостностью, пытливым взглядом на вещи, неординарными для ее возраста мыслями, талантливостью и целеустремленностью.
Большую поддержку София получала и от известной миссис Уоркенгтон – заместителя директора колледжа, которая сразу приметила в юной девушке перспективу «золотой» выпускницы факультета. Конечно же, ее похвалы и замечания по поводу отличной учебы и необыкновенных успехов в практических и лабораторных работах по основному предмету были немногословны, но девушка всем сердцем чувствовала растущее к ней уважение и расположение.
В ответ на ожидания преподавателей и заместителя директора девушка удивляла всех нестандартным подходом к выполнению домашних заданий – разработок мини-программ для внутреннего пользования. От взаимно растущего доверия и уважения София охотнее убеждалась в своей индивидуальности и везучести, чего никогда не ощущала у себя в школе. Ей легко давались многие предметы. Там, где появлялись затруднения, она не опускала руки, а с удвоенным старанием наверстывала потерянные связи.
Прилив сил и вдохновения София получала от ежедневных бесед по телефону с доктором Логаном и матерью. Им одним она хвасталась своими успехами, откровенно и без утайки подробностей. И они понимали ее восторженный полет мечтаний о будущем. Кроме самой Софии, об успехах крестницы Хелен докладывала Лили. Они подолгу разговаривали по телефону о девушке, высказывая в ее адрес самые смелые предположения и надежды.
– Ты не представляешь, как расцвела Софи!– гордо говорила Лили, словно это она была ее матерью, а не Хелен.
Она без устали с умилением рассказывала об успехах племянницы, ее преображениях во внешности и изменениях в характере. Изумлению матери не было конца, и ее сердце ныло от тоски и желания присутствовать рядом с дочерью, наблюдать ее взросление, но и радовалось осуществлению своей мечты и мечты Софи.
Адаптировавшись к городской жизни, София стала требовательней и серьезней к себе. Особенно тщательно она начала следить за одеждой, прической, ее чистоплотность и безукоризненность в деталях вызывала изумление у Лили и Томаса. Ее пренебрежительность к мелочам постепенно сменилась способностью без раздражения упорядочивать все в своей новой жизни, стать аккуратней и внимательней, терпеливей и усидчивей. Но природная противоречивость характера Софии проявлялась во всем. Она могла быть серьезной и решительной, жесткой и дерзкой, достойно отстоять свое мнение, защитить идею, но порой была так впечатлительна и ранима, очень не уверена в себе и до безумия труслива. София была такой и ничего не могла изменить. Она старалась изучить и приструнить свою импульсивность, иногда это ей удавалось, а чаще она пускала все на самотек и, к своему удивлению, получала неожиданный, но очевидный положительный результат. Девушка не могла назвать это не чем иным, как везучестью.
Маленьким развлечением для Софии с оттенком лукавства и снисхождения стали участившиеся телефонные звонки Криса Рискина в дом Хардов. Теперь, когда он был далеко, ей не нужно было утруждать себя в разъяснении ему элементарных для нее вещей. Она болтала с ним о пустяках, обо всем, что приходило в голову, о городе, о своих ощущениях и впечатлениях, не отдавая себе отчета в выражении чувств и эмоций. Иногда София даже не помнила, о чем говорила с Крисом, так ей было все равно, и вновь занимала его время пустой болтовней.
Проходили недели и месяцы, полные учебных забот и сосредоточенной работы над растущей и усложняющейся с каждым днем образовательной программой. К началу осени Софию ожидали два сюрприза, полярных по своему значению. За неординарные успехи на факультете ее выдвинули претендентом на премию Билла Гейтса. После получения чека на круглую сумму София приобрела самый ценный и значимый предмет – компьютер. Это была первая самостоятельная и серьезная покупка, радость от которой вселила в девушку вдохновение и пару новых идей. Вторым сюрпризом, вызвавшим недовольство и раздражение, была новость, сообщенная матерью по телефону, – приезд в Хьюстон Криса Рискина.
– Мама!– не сдержав эмоций, крикнула в трубку София.– Что ему здесь надо? Я не просила его приезжать!
– Софи, я не давала ему твоего адреса,– понимающе ответила Хелен,– но его дал отец. Крис сказал Ланцу, что ты довольно любезно общаешься с ним, и он счел это проявлением симпатии. И, похоже, отцу нравится Крис.
София хлопнула себя по лбу и упала ничком на свой ворсистый ковер.
– Рыжий дьявол, мама, какой же он зануда! Видеть его не хочу!
Хелен усмехнулась в трубку, но справедливо заметила:
– Если в костер постоянно подбрасывать ветки, он будет гореть.
– Ну ладно, ладно. Я сама виновата,– согласилась девушка,– но мозги у него должны быть?
– Я могу сказать ему, что ты не хочешь его видеть?
– Это его остановит?– с сомнением спросила София.
– Он настроен решительно. Ты лучше его знаешь.
– Нет,– ответила дочь.– Ладно, пусть потешит свое самолюбие. Я ему здесь устрою развеселенький прием… Ну его… А как ты, как Лин… папа?
– Спасибо, Софи, но в нашей жизни нет кардинальных перемен. Все так же, как и было…
– Скучно и тоскливо!– категорично заключила дочь.
– Не преувеличивай. Конечно, нет таких бурных перемен, как у тебя, но все не так плохо…
– Ну да, конечно…
–…Ферма, обеды, соседи, природа… Лин серьезно увлечена Джеком и, кажется, Маузеры очень доброжелательны к ней.
– И она нисколечко не жалеет, что осталась в Эль-Пачито?
– Она молчит, а я не заговариваю об этом. Зачем волновать душу. Она и так становится обидчивой и раздражительной.
– Такое ощущение, что она становится похожа на папу,– с досадой предположила София.– Наверное, он стал гораздо уравновешеннее после моего отъезда и до сих пор не вспоминает обо мне? Даже на день рождения не позвонил.
Сдержанный вздох в трубке заставил Софию раскаяться в лишней откровенности.
– Напротив, он надеется на твое возвращение. Часто произносит твое имя. Все же он любит тебя…
– Да, как-то по-своему,– усмехнулась София.
–…ведь ты и Лин – единственные дочери. Я чувствую, как подкосила его «смерть» Брайана, будто что-то надломилось. Чувствую себя виноватой… Это так несправедливо!
– Мама, несправедливо угнетать своих детей эгоистичными желаниями, а потом требовать искренней, беззаветной любви и благодарности от них…
– Софи…
– Знаю, мама, я слишком резка. Прости, но нельзя играть на две стороны сразу: ты либо с ним, либо с детьми.
– Сколько в тебе категоричности!– грустно удивилась Хелен.
– Нет, мама, не во мне. Я чувствую, что у отца какая-то затаенная неприязнь ко мне. Я всегда это ощущала, с самого детства. Это не облечь в слова, но чувства не обманешь.
– Ничего не могу подтвердить.
