— Сколько дадите?
— Пять долларов.
— Согласен.
Я вручил ему пять долларов.
— Останетесь ужинать?
— Я бы не против.
— Ничего особенного у меня нет, кроме бобов, оладий и
сиропа.
— Подойдет.
— Вы, случайно, не инспектор по охране дичи?
— Нет.
— О’кей. Тогда могу признаться, что у меня есть парочка
перепелов, уже приготовленных. Они хранятся в холодном виде. Давайте закусим, а
потом потолкуем.
— Вам помочь?
— Нет, не надо. Только пересядьте в другой угол, чтобы мне
не мешать.
— Я наблюдал, как он готовил ужин, и поймал себя на том, что
испытываю чувство, похожее на зависть. Хижина была бедной, но опрятной и
уютной. Все здесь было аккуратно прибрано, всему находилось свое место. Шкаф и
буфет были сделаны из деревянных ящиков: в каждом из них прежде находились две
пятигаллонные нефтяные канистры. Пит водрузил ящики друг на друга и закрепил
гвоздями.
Ужин был без масла, но все блюда были превосходны.
Бобы с чесноком, питье, издававшее приятный запах,
приготовленное, как объяснил хозяин, из светлого и темного сахара с добавлением
кленового сиропа. Внушительной величины оладьи шипели на огромной сковороде.
Пит переворачивал их, встряхивая и подбрасывая. Перепела,
испеченные на древесных углях, были разогреты на плите и поданы с аппетитной
подливкой. Пит рассказал мне, что убивает дичь, когда охотничий сезон
заканчивается, удаляет шкуру, голову, ноги, внутренности, готовит на огне и
сохраняет впрок в таком месте, которого не обнаружит ни один пронырливый
инспектор.
— Много хлопот с инспекторами?
Пит кашлянул.
— Был тут в городе один тип, повадился сюда ходить, но
ничего так и не нашел.
Это был замечательный обед. Я хотел помочь Питу убрать со
стола, но пока я спорил с ним, он уже управился с посудой, вымыл и высушил
миски, ножи и вилки, аккуратно спрятал все в ящики стола. Потом поставил
заправленную сырой нефтью лампу в центре стола и зажег ее.
— Хотите сигарету? — предложил я.
— Нет. Я привык к трубке. Дешевле и больше удовольствия.
Я закурил сигарету. Пит — свою трубку. Она была так
пропитана табаком, что в воздухе тотчас же распространился приятный аромат.
— Ну, что вы хотите еще знать? — спросил Пит.
— Вы проводили здесь разведывательные работы?
— Да.
— Как именно? Мне показалось, что тут уже нечего было
делать, поскольку золотоносный слой находится под водой.
— В те дни, — объяснил Пит, — у нас были буры Кейстуна,
очень простые в обращении. Пробиваешь буром скважину до скалы и вынимаешь грунт
землесосом.
Все, что извлекается оттуда, идет в лоток, промывается и
сортируется по цвету.
— По цвету?
— Да. Золото попало в грунт благодаря работе, проделанной
речкой и ледниками. Там оно расслоилось на мельчайшие чешуйки. Иногда
приходилось намывать множество таких чешуек величиной с булавочную головку,
чтобы добыть хоть цент.
— Но, наверное, из каждой просверленной скважины вы добывали
много золота?
— Ничуть. Эти компании не щадили землю и бурили ее, даже
если она давала всего центов десять на кубометр.
Это все равно больше, чем добывал человек старыми методами.
— Но как они могли получить точное представление о ценностях
с помощью такой разведки?
— Инженеры обследовали каждую скважину и тщательно
взвешивали золото.
— Они получали много золота из каждой скважины?
— Нет, мелочь.
Я покурил немного и произнес неторопливо, как бы размышляя
вслух:
— Вероятно, было бы нетрудно фальсифицировать результаты
такой разведки.
Пит вынул трубку изо рта и посмотрел на меня, сжав губы так,
что они превратились в одну прямую линию.
В хижине воцарилось молчание.
— Это единственное место, где вы работали? — спросил я после
затянувшейся несколько паузы.
— Нет. Когда я разобрался в этом деле и научился
пользоваться машинами, я много поездил. Я исследовал землю в Клондайке. Там
земля мерзлая, и ее нужно согревать, прежде чем сверлить скважину. Я был и в
Южной Америке. В общем, проехал по всей стране.
Потом вернулся сюда и работал на золотодобытчиков.
— Скопили денег?
— Ни цента, будь все проклято.
— Но сейчас вы уже не работаете?
— Нет. Поставил точку. Прожить не так уж трудно, — пояснил
Пит. — То, что у меня есть из барахла, я нашел среди оставшейся рухляди.
Посадил немного овощей, бобы. В городе понемногу покупаю табак, сахар, бекон,
муку. Вы бы удивились, узнав, как мало нужно человеку для жизни.
Поразмыслив немного, я произнес:
— Представить не мог себе, что проведу вечер в таком уютном
месте, в такой приятной компании. Осталось только одно…
— Что именно?
— Хороший глоток спиртного. Поедем в город и раздобудем
бутылку?
Он ничего не ответил, только поглядел на меня.
— Что вы пьете? — спросил он.
— Все, что угодно, только хорошего качества.
— А сколько вы обычно платите за выпивку?
— Около трех долларов за кварту
[6]
.
— Побудьте здесь, я сейчас вернусь.
Пит поднялся и вышел. Я слышал его удаляющиеся шаги. Затем
все стихло. Сквозь окна, не забитые жестью, я видел обширное пространство,
залитое лунным светом, черные тени, протянувшиеся за соснами и дубами. Позади
белели кучи отбросов и шлака, ловившие и отражавшие лунный свет. Их холодный
блеск напомнил мне пустыню.
Вернулся Пит. Я полез за бумажником. Он вернул мне один
доллар из трех и добавил еще пятьдесят центов, выудив их из собственного
кармана.
— Я принес только пинту, — объяснил он.
Он поставил на стол бутылку, достал стаканы и наполнил их,
убрав бутылку в глубокий набедренный карман.
Напиток был приятного янтарного цвета. Он оказался совсем
неплохим по вкусу.
— Хорошая штука, — похвалил я.
