Берта Кул медленно и величественно поднялась. Она выглядела
мастером своего дела, способным справиться с любыми трудностями.
Генри Эшбьюри, приподняв одну бровь, оглядел Берту поверх
очков и махнул рукой.
— Не надо.
Секунды текли в молчании. Берта посматривала на меня, ожидая
указаний.
— Оставьте это, Лэм, — сказал Эшбьюри.
— Я думаю, мне все-таки удалось продвинуться…
— Вы так думаете, но обстоятельства — против вас.
— Доктор засвидетельствует, — вмешалась миссис Эшбьюри, —
что я не в состоянии отвечать на какие-либо вопросы.
Разумеется! — подтвердил Паркердейл. — Это было бы
бесчеловечно.
Боб явно обрадовался представившейся ему возможности
улизнуть.
— Пойдем, мама, я уложу тебя в постель.
— Да, — почти шепотом произнесла она. — Все плывет вокруг
меня.
Берта отодвинула стул, подошла к двери и резко захлопнула
ее.
Эшбьюри глянул на нее и сказал:
— Нет.
Берта тяжело вздохнула. Она изнемогала от желания энергично взяться
за дело и овладеть ситуацией. Но сто долларов в день — это сто долларов, а
приказание есть приказание.
Медсестра распахнула дверь, а доктор и Боб повели миссис
Эшбьюри в ее спальню.
— Сумасшедший дом, — пробурчала Берта.
— Мы не можем рисковать, Дональд, — заявил Эшбьюри. — Мы
могли бы использовать наш шанс и выдержать бурю, но этот доктор хорошо знает,
чьим маслом он намазывает свой хлеб. Его показания произведут скверное
впечатление на бракоразводном процессе.
— Вы — мой босс, — ответил я. — Но лично я считаю, что вы
спутали в игре все карты.
Дверь в нижнем коридоре открылась и затворилась.
Перед нами предстал негодующий доктор Паркердейл.
— Вы едва не убили ее, — грозно сказал он.
— Никто ее сюда не звал, — возразил я. — Нам нужен Боб.
Пришлите его сюда.
— Он сидит у постели больной матери. Я лично не могу
отвечать за последствия, если…
— Никто не требует, чтобы вы отвечали за что бы то ни было,
— взорвалась Берта. — Эту женщину не убьешь и кувалдой, и вы это отлично
знаете. Она разыгрывает спектакль.
— Мадам, — сказал доктор Паркердейл, — как все дилетанты, вы
склонны судить по внешним обманчивым признакам. Говорю вам, ее давление
достигло критической точки.
— Пусть доходит до кипения, — парировала Берта. — Это пойдет
ей только на пользу.
— Вы действительно думаете, что она в опасном положении? —
спросил Эшбьюри врача.
— В критическом.
— Ну да, — фыркнула Берта. — Настолько критическом, что врач
разрешает своей пациентке прогуляться по коридору и затем устроить
представление, которое даст ей в руки выигрышные для бракоразводного процесса
факты.
Очевидная справедливость этой реплики допекла доктора
Паркердейла, и он скрылся с поля боя.
— Мне очень жаль, Дональд, — сказал Эшбьюри, — но все они
заодно. Медсестра, конечно, не будет оспаривать показаний врача.
Я потянулся за своей шляпой.
— Пеняйте на себя, — сказал я. — Мне все равно шла
выигрышная карта, пока вы не побили моего туза.
— Виноват.
— Извинений не требуется. Если хотите сделать доброе дело,
побеспокойтесь о своей жене.
— Но это значило бы полностью отдаться в ее руки.
— Вы тревожитесь о ней так сильно, — продолжал я, — что
настаиваете на консультациях, обращаетесь к врачу-специалисту. Пусть он еще
разок измерит ей давление.
Эшбьюри не отводил от меня суровых глаз. Затем его взгляд
смягчился. Он направился к телефону.
— Пойдем, Берта, — позвал я.
Глава 14
Токамура Хашита сидел на краю постели и, щурясь от света,
слушал меня.
— Знатоки утверждают, — сказал я, — что мои занятия
джиу-джитсу не имеют смысла. Они говорят, что все эти приемы эффективны лишь по
отношению к безоружным или почти невооруженным людям. Они клянутся, что ради
интереса завяжут тебя узлом, как шнурок от ботинка. Предлагают пари на
пятьдесят долларов. Я пытался продемонстрировать им свои достижения, но они
запросто разделали меня и полагают, что, попадись им ты, они сделают то же и с
тобой.
В точно покрытых черным лаком зрачках Хашиты отражался свет.
— Извините, пожалуйста, — сказал он. — Если вы посадите
желудь, то через какое-то время на его месте вырастет большой дуб. Но никто не
может мгновенно превратить зеленые побеги во взрослое дерево. Должно пройти
время.
— Хотелось бы, чтобы ты показал свое мастерство.
Надеюсь, оно убедит сомневающихся. Я готов принять пари и
поставить пятьдесят долларов.
Хашита поднялся, сунул ноги в соломенные сандалии, прошлепал
к шкафу и, скинув пижаму, оделся. Когда он молча повернулся ко мне, его глаза
светились красноватым светом. В одежде Хашита выглядел совсем неплохо, правда,
был немного полноват в талии. Но у него было плотное, мускулистое, без единой
жиринки тело. Хашита надел пальто и шляпу, и мы спустились вниз, где нас ждало
такси. Мы подъехали к игорному заведению. Я подошел к столу с рулеткой и
включился в игру. Хашита, стоявший позади, глядел на меня с презрением.
Брюнетка, подменявшая Эстер Кларди, увидела меня и поспешно
отвернулась. Вскоре она покинула комнату и вошла в помещение с табличкой:
«Частный офис». Я сунул в руки японцу несколько долларовых фишек и велел
поставить их, предупредив, что прекращаю игру. Вернувшаяся в это мгновение
брюнетка прошептала что-то крупье на ухо, делая вид, что не узнала меня.
Японец поставил на тридцать шестой номер, и выигрыш выпал на
него.
Крупье сгреб в кучу все фишки Хашиты.
Я обратился к крупье:
— Мой друг поставил фишку на тридцать шестой.
Крупье покачал головой:
— Извините. Вы ошиблись.
— Черт побери! — сказал я и повернулся к японцу: — Куда ты
поставил свою фишку, Хашита?
Указательный палец уткнулся в цифру тридцать шесть.
— Вам придется обсудить это с менеджером, — не уступал
крупье.
— Пожалуйста, сюда, — пригласил какой-то человек, неожиданно
очутившийся рядом со мной.
Все было проделано безукоризненно. Никто из окружающих
ничего не заподозрил. Мы остановились у двери с надписью: «Частный офис».
