— Вы с ней знакомы?
— О, да. Это очень милая женщина, очень милая молодая
женщина.
— Очень мило звучит, — согласился я.
— Я могу оценить великодушие, проявленное ею в старании
защитить вас, Дональд, но я не могу простить этого.
— Нет?
— Нет, ни в коем случае. Конечно, Дональд, человек в
критическом положении способен на все. Но он не имеет морального права
позволить женщине стать его помощницей и фактически соучастницей в таком
преступлении, как убийство.
— Ах, даже так?!
— Именно это я и сказал Эстер Кларди. Вам, возможно,
интересно узнать, что я разговаривал с ней по телефону рано утром, а в десять
тридцать виделся с ней. Я убедил ее в необходимости позвонить полиции и
откровенно признаться, что она лгала, пытаясь выгородить вас.
— Короче, она должна отказаться от своего прежнего
заявления?
— Совершенно верно.
— Ее заявление теперь не будет иметь силы, даже если она
встанет на свидетельское место и поклянется, что я — тот самый человек, который
приходил в отель.
Крумвезер улыбался, он явно был доволен.
— Вы правы, Дональд, вы правы. У вас ясный ум юриста. Но если
она скажет, что вы подкупили ее и что именно поэтому она солгала полицейским,
но вскоре, получив компетентное разъяснение адвоката, осознала, что
превратилась в соучастницу преступления… Тогда, Дональд, вам, как юристу, не
трудно будет умножить два на два.
— Не трудно, — согласился я.
— Так я и предполагал.
— Умный ход, — признался я.
— Благодарю вас, — усмехнулся он. — Я тоже считаю, что это
довольно искусный маневр.
— Ол-райт, чего вы добиваетесь?
Крумвезер посмотрел мне прямо в глаза:
— Я хочу получить последнюю пачку писем, которую Джед
Рингоулд, как предполагалось, должен был передать в конверте Альте Эшбьюри.
— Зачем вам эти письма?
— Как юристу, вам не следует задавать такие вопросы.
— Тем не менее я задаю их.
— Моего клиента обвиняют в убийстве, — сказал он. — Это один
из тех случаев, когда предубеждение жюри оказывается сильнее улик. Эти письма
могли бы усилить предубежденность против моего клиента, что имело бы для него
катастрофические последствия.
— Почему же вы не уничтожили эти письма, когда они были у
вас в руках?
Он обратил ко мне удивленный взгляд:
— Я не совсем понимаю вас, Дональд.
— У вас были эти письма, — повторил я. — Вы хотели их
уничтожить, чтобы окружной прокурор не смог ими воспользоваться. Но вы слишком
осторожны, чтобы сделать это самому. Вы решили позволить Альте сжечь их и
уплатить вам за такую возможность тридцать тысяч долларов. Результат был бы
одинаков, и, кроме того, вы стали бы обладателем солидной суммы.
Он немного подумал и кивнул мне.
— Это великолепная идея, Дональд, поистине великолепная. Две
головы всегда лучше одной. К тому же сообразительный молодой человек видит то,
что старый может и проглядеть. Обдумайте мое предложение о нашем партнерстве,
мой мальчик. Оно означало бы для вас хорошую карьеру. — Внезапно глаза
Крумвезера стали жесткими. — Но, Дональд, не забывайте, что в данный момент мне
нужны письма. Я не тот человек, требования которого можно игнорировать, и
неподходящий объект для шуток. Как бы ни привлекали меня ваши изобретательный
ум и интеллигентность, я хочу получить эти письма.
— Сколько времени в моем распоряжении?
Он посмотрел на часы.
— Тридцать минут.
Я вскочил. Крумвезер хотел пожать мне руку, но я
притворился, что не разглядел его лапу.
Я отправился в агентство. Туда как раз привезли новую
пишущую машинку и стол, которые Берта взяла напрокат. Обе нанятые ею девушки
уже освоились с работой и бойко трещали на своих машинках. Я прошел в кабинет.
Берта читала газету и курила сигарету, вставленную в длинный
мундштук из слоновой кости.
— Боже мой, Дональд, — встрепенулась она, — ты, конечно же,
продолжаешь будоражить нас всех.
— В чем дело?
— Телефонные звонки. Беспрерывные телефонные звонки. Люди не
называют своих имен. Они только хотят знать, когда ты появишься здесь.
— Что ты им ответила?
— Что я не знаю.
— Звонили мужчины или женщины?
— Женщины, — сказала Берта. — Судя по голосам, молодые
женщины. Не знаю, дорогой, откуда у тебя их столько. Я могла бы понять,
принадлежи ты к типу хладнокровных сердцеедов. Но ты не такой. И ты,
безусловно, не звезда, окруженная поклонницами. Но при всем том ты так же
увлекаешься женщинами, как и они тобой, только ведешь себя иначе, чем другие.
Ты ставишь женщин не пьедестал, полагая, что уж если на них юбки, то они
другие, нежели мужчины, — благородные и возвышенные. Ты не станешь хорошим
детективом, Дональд, до тех. пор, пока не поймешь, что женщина — это просто
одна из разновидностей рода человеческого.
— Что-нибудь еще? — спросил я.
Берта бросила на меня враждебный взгляд:
— Я не потерплю наглости, Дональд. В конце концов, ты
работаешь на меня.
— И ежедневно приношу тебе сто долларов.
Это подействовало.
— Садись, дорогой, — пригласила она. — Не обижайся на Берту.
Берта сегодня злая, потому что не выспалась.
Я выбрал кресло для клиентов и развалился в нем.
Зазвонил телефон.
— Верно, еще одна женщина, — предположила Берта.
— Узнай, кто это, — сказал я. — Если Эстер Кларди или Альта
Эшбьюри — я здесь, если еще кто-то — меня нет.
— Сразу две женщины! — возмутилась Берта. — Увлечься сразу
обеими! Эта Кларди — обычная маленькая потаскушка. Альта Эшбьюри — богатая
девица, для которой ты — новая игрушка: поиграет с ней, пока не сломает, и
выбросит, как ненужный хлам без…
Телефон продолжал звонить. Берта схватила трубку и рявкнула:
— Хэлло!
Теперь, когда отсутствовала Элси, Берте самой приходилось
отвечать на звонки, и это раздражало ее.
По мере того как Берта вникала в то, что говорилось по
телефону, менялось выражение ее лица. Глаза ее стали настороженными. Она
спросила:
— Сколько?.. Но я не понимаю, почему… не перебивайте меня,
черт возьми! Послушайте, если вы не уполномочены завершить сделку, то как вы…
Понимаю.
