Сообщив мне все это, Альта умолкла.
— Продолжайте, — предложил я.
Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Все остальное.
— То есть?
— То, что мне еще необходимо знать.
— Я и так рассказала вам слишком много.
— Еще недостаточно.
— Что вы этим хотите сказать?
— Послушайте, я вхожу в дело с вашим отцом. Он намерен
вложить туда деньги. Я должен позаботиться о том, чтобы он получил за свои
капиталовложения надлежащую компенсацию. Поэтому мне хотелось бы поладить с
миссис Эшбьюри. Как это сделать?
Она поспешно пробормотала:
— Предоставьте ее лучше самой себе. Держитесь от нее
подальше и… никогда…
— Никогда — что? — спросил я.
— Не оставайтесь с ней наедине. Если она захочет размяться в
спортзале, заручитесь присутствием кого-нибудь, пока она там.
Я совершил ошибку, скептически усмехнувшись и заявив:
— Не станет же она…
Альта обернулась ко мне со свирепым видом.
— Повторяю вам, — отчеканила она, — я знаю свою мачеху. Это
существо с огромными, неутоленными аппетитами и звериной хитростью. Кроме того,
она просто не способна контролировать себя. Ее высокое давление — результат
переедания и потакания своим желаниям. Она прибавила добрых двадцать фунтов с
тех пор, как отец женился на ней.
— Ваш отец, — прервал я, — далеко не глуп.
— Конечно, нет, но она в деталях разработала технику,
которой не может противостоять ни один мужчина.
Когда Карлотте чего-нибудь хочется, а кто-нибудь, допустим,
возражает, она доводит себя до высшей степени возбуждения, затем звонит доктору
Паркердейлу. Тот мчится, будто речь идет о жизни и смерти, измеряет давление,
ходит по дому на цыпочках, создавая нужное впечатление. Затем отводит в сторону
того, кто препятствовал желанию мачехи, и очень мягко, в манере профессионала
убеждает собеседника, что миссис Эшбьюри нельзя волноваться, что, если бы он
только мог гарантировать своей пациентке полное спокойствие в течение
нескольких месяцев, она бы поправилась, смогла заниматься спортом, сбросить вес
и вести нормальный образ жизни. Но из-за несогласий, переживаний она постоянно возбуждается,
все его усилия врача терпят крах, и все приходится начинать сначала.
— Должно быть, это трудная игра, — сказал я, рассмеявшись.
— Конечно, трудная, — с прежней яростью подтвердила Альта. —
У вас просто нет шансов выиграть. Доктор Паркердейл твердит, что ему нет дела
до ее правоты, в любом случае никто не должен ей возражать. Это значит, ей
всегда уступают. В результате она становится еще более эгоистичной и
неуправляемой…
— А что вы скажете еще о Бернарде Картере? — спросил я. — Он
ладит с ней?
— Бернард Картер! — фыркнула она. — Бернард Картер и его
пресловутая деловая хватка! Этот тип возникает всегда, когда исчезает отец. Со
своими «деловыми» разговорами она может обвести отца вокруг пальца, но меня она
не проведет. Я не выношу ее.
Я сказал, что, на мой взгляд, Генри Эшбьюри вполне способен
овладеть ситуацией.
— Нет, не может, — ответила Альта. — И ни один мужчина не
смог бы. Она связала его по рукам и ногам, подрезала ему крылья. Едва только он
их раскроет и воспротивится ей в чем-нибудь, она лишь стукнет кулаком — и тут
же прилетает Паркердейл со своим тонометром…
О, разве вы не понимаете, что она уже заложила фундамент для
бракоразводного процесса. В случае необходимости отца обвинят в том, что он был
несправедлив и жесток по отношению к жене, разрушил ее здоровье, и потому
пришлось пригласить доктора Паркердейла. Мачеха всячески поощряет готовность
доктора дать нужные показания.
Единственное, что может сделать сейчас отец, — это полностью
стушеваться и выжидать. И значит, пока во всем ей потакать… Послушайте,
Дональд, — внезапно спросила она, — вы что, допрашиваете меня или я сама валяю
дурака и слишком откровенничаю?
Я вновь почувствовал себя скверно, еще хуже прежнего. Альта
замолчала.
Кто-то позвал ее к телефону, и ей, видимо, не понравился
разговор. Я мог судить об этом по выражению ее лица. Закончив разговор, она
позвонила сама и отменила какое-то свидание. Я вышел и уселся на веранде.
Спустя некоторое время Альта тоже пришла туда и, встав передо мной, с
презрением глядела на меня. Я кожей ощущал это, хотя было слишком темно, чтобы
видеть ее глаза.
— Так вот оно, значит, что… — произнесла она тихо, чеканя
каждый слог.
— Что вы хотите сказать?
— Не считайте меня дурочкой, вы… тренер. Вам не пришло в
голову, что я сумею записать номер машины, которая заезжает за вами каждый
день, и справиться о ней в отделе регистрации. Машина принадлежит агентству «Б.
Кул. Конфиденциальные расследования», не так ли? Ваше подлинное имя, вероятно,
Кул?
— Нет, — возразил я. — Меня зовут Дональд Лэм.
— Так вот, в следующий раз, когда мой отец под видом тренера
захочет нанять детектива, скажите ему, чтобы он нанял более умелого.
Она убежала.
В подвале находился спаренный телефонный аппарат. Я
спустился туда и позвонил Берте Кул.
— Все в порядке, — доложил я. — Ты провалила дело.
— Что ты мелешь? Как это провалила?
— Альта заинтересовалась, кто ежедневно приезжает за мной,
спряталась за углом, записала номер машины и проверила ее принадлежность. Как
тебе известно, машина зарегистрирована по нашему адресу и на имя нашего
агентства.
Я услышал тяжелое дыхание Берты.
— Сто долларов в день выброшены в окно и только ради того,
чтобы ты могла прибрать к рукам деньги, отпущенные на такси.
— Милый! — взмолилась она. — Ты должен найти какой-нибудь
выход. Ты вполне способен это сделать, если пораскинешь мозгами. Ведь Берта и держит
тебя для того, чтобы ты за нее думал.
— Убирайся к дьяволу! — отчеканил я.
— Умоляю тебя, Дональд! Мы не можем позволить себе потерять
эти деньги.
— Ты уже потеряла их.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Не знаю. Выводи машину, припаркуйся на том месте, где ты
обычно встречала меня, и жди.
Глава 4
Альта вышла из дома примерно без четверти десять.
Пока дворецкий открывал для нее двери гаража, я пулей
выскочил на улицу и понесся вниз. Если я в чем-то и силен, — это спринт.
