Берта Кул ждала меня в машине. Я сел радом с ней и приказал:
— Включи мотор, пусть он работает. Когда мимо промчится
двенадцатицилиндровый автомобиль, дай полный газ. Поедешь с выключенными
фарами.
— Тогда веди лучше ты, Дональд.
— Нет времени пересаживаться. Поехали.
Берта включила зажигание и отъехала от тротуара. Тотчас же
мимо нас промелькнула, как огненная вспышка, машина Альты Эшбьюри.
— Вперед! — скомандовал я. — Гони во всю прыть!
Берта ощупью искала выключатель. Я ударил ее по руке,
схватился за кнопку выключателя и выдернул ее совсем. Мы двигались наугад.
Берта нервничала, машина дергалась, ради предосторожности я положил руку на
руль, слегка поворачивая его. Наконец Альта тоже подъехала к перекрестку. Как
раз зажегся красный свет. У нас появился шанс догнать Альту и пристроиться
позади нее.
Берта перевела дух. Я пересел на место водителя.
Вспыхнул зеленый свет. Альта рванулась вперед так резко,
словно ей угрожали пистолетом. Следом прогромыхали мы. Кто-то закричал, требуя
включить фары, но я продолжал ехать вслепую, надеясь влиться в поток
транспорта. Вскоре нам это удалось. Я включил фары и стал маневрировать,
стараясь держаться слева от цели и позади нее.
Берта все еще извинялась, голос ее дрожал:
— Мне бы послушаться тебя, дорогой. Ты ведь всегда бываешь
прав. О, почему ты не заставил меня слушаться!
Я был поглощен своим делом водителя и ничего не ответил.
Но Берта продолжала гнуть свою линию:
— Дональд, ты вряд ли когда-нибудь поймешь меня.
Много лет мне приходилось биться за существование.
Считала каждый никель. Бывали времена, когда я позволяла
себе тратить лишь пятнадцать центов в день на еду.
Знаешь ли, Дональд, что для меня тяжелее, невыносимее всего?
Тратить деньги. — Когда я начала немного зарабатывать и кое-что откладывать, я
снимала с банковского счета сто долларов в месяц и прикидывала, что на них
куплю.
Но к концу месяца у меня все равно оставалось семьдесят или
восемьдесят долларов. Я просто не могла заставить себя их потратить! Если
годами живешь трудно, тяжело, в нужде, и деньги слишком много значат для тебя,
что-то происходит с твоей психикой. И этого нельзя преодолеть.
— Я преодолел, — возразил я.
— Я знаю, дорогой, но ты молод и умен. У Берты нет ни того,
ни другого. Ее дело — оставаться на своем месте и «подавать мячи», и, я тебе
скажу, успех всегда дается мне нелегко. В тебе есть то, чего во мне никогда не
было, Дональд. Ты гибкий. Надавишь на тебя, ты согнешься, но потом распрямишься
снова. Положи какой-нибудь груз на меня, я его сброшу. Но если сумею справиться
с ним, я не согнусь — я сломаюсь.
— Ладно, — сказал я. — Забудь.
— Куда она направляется, дорогой?
— Не знаю.
— Что она намерена делать?
— Не знаю и этого. Нас прогнали с позором, лишили ста
долларов в день. Нам нечего делать. У нас теперь по крайней мере развязаны
руки.
— Дональд, ты меня раньше никогда не подводил.
Ты всегда придумывал какой-нибудь фокус, который нас
выручал.
— Помолчи, — огрызнулся я. — Я пытаюсь делать это сейчас.
Это было нелегкое занятие — следовать за Альтой в потоке
транспорта. Все, что требовалось ей, — это плавно нажимать на педаль газа, и
машина легко преодолевала открытое пространство, которое тотчас замыкалось за
ней. Мне же приходилось, не отрывая ноги от педали, сохранять дистанцию, не
упуская Альту из виду, и при этом постоянно маневрировать.
Альта заехала на стоянку. Я не осмелился сделать то же
самое. Единственное пригодное для парковки место находилось перед пожарным
гидрантом.
— Припаркуемся здесь, — сказал я Берте. — Если нас зацапают,
— не удержался я от колкости, — предъявишь счет Эшбьюри: пусть оплатит расходы
на такси. А теперь ступай вниз к Седьмой улице, я пойду к Восьмой.
Когда Альта покинет стоянку, она неминуемо повернет либо
туда, либо сюда. Если она пойдет по направлению ко мне, не пытайся ее
преследовать. Если направится в твою сторону — я не пойду за ней. Тот, кто
останется без дела, возвращается к машине и ждет.
— Хорошо, дорогой. — Берта была кротка, как овечка.
Вылезать из машины — для Берты всегда тяжелый труд. Она и
тут извивалась и корчилась, выталкиваясь из машины. Я не стал помогать ей.
Открыл дверцу, вылез сам и быстро пошел по улице.
Берта не отошла от машины и двадцати ярдов, как появилась
Альта и направилась в мою сторону. Я нырнул в первый же дверной проем и
затаился там. Альта, по-видимому, предполагала, что за ней могут следить.
Она часто оглядывалась, но завернув за угол, решила,
очевидно, что путь свободен. Я осторожно пошел следом. Посреди квартала
находился дешевый отель, она юркнула туда. Я выждал, пока она пройдет через
вестибюль, затем тоже вошел в отель и приблизился к табачному киоску. Я
наблюдал за табло над лифтом, когда высвечивало этажи. Лифт остановился на
четвертом.
Девушка за прилавком была блондинкой с жесткими вьющимися
волосами. По цвету и фактуре они напомнили мне случайно виденный у одного
коммивояжера кусок пеньковой веревки — ею пользовался палач в Сан-Квентине
[2]
.
Светлобровая, с большими зелеными глазами, она старалась сохранять невинный
облик девственницы начала века. Губки бантиком, бровки подняты, длинные ресницы
скромно опущены — ни дать ни взять котенок, отважившийся вылезти из тесной
кладовки в гостиную.
— Послушай, сестренка, — обратился я к ней. — Я торговый
агент. У меня с собой список товаров, которые я могу предложить «Этли эмьюзмент
корпорейшн». Но прежде мне нужно получить одну информацию. Здесь, в этом отеле,
проживает игрок, который должен мне эту информацию предоставить, но я не знаю
его по имени.
Отозвалась она голосом, резким и хриплым, как у политика
после выборов:
— Мне-то что до этого?
Я вытащил из кармана десять долларов — из денег на
экстренные расходы.
— Это девушке, которая знает ответы на все вопросы, —
объявил я.
Она скромно опустила глаза. Рука с алыми ногтями скользнула
по прилавку к банкноту. Я прикрыл его ладонью.
— Но ответ должен быть правильным.
Она наклонилась ко мне:
— Том Хайленд, вот кто вам нужен.
— В каком номере он живет?
