Эдмонд осторожно взял моё лицо в плен своих ладоней и, задержав взгляд на моих ошеломлённых глазах всего на миг, ректор склонился надо мной и поцеловал прямо в губы.
До этого я как-то не представляла себе, каким мог бы быть поцелуй Эдмонда. Не до романтики было, а после наглого вторжения в моё личное пространство его брата я просто не успела нафантазировать себе иное развитие событий. С другим действующим лицом.
Теперь же я была настолько ошарашена, растеряна и... чёрт побери, приятно удивлена, что просто позволила мужским губам исследовать мои губы. Коленки предательски задрожали и, не придержи меня за талию крепкая рука Эдмонда, я точно упала бы на пол в счастливом обмороке.
Глаза сами собой закрылись, и в появившейся темноте ярко засверкали фейерверки удовольствия. От поцелуя кровь в моих жилах забурлила, в животе заплясали дикие танцы обезумевшие бабочки, а кожа стала настолько чувствительной, что от прикосновения мужских пальцев у меня появлялись невидимые ожоги.
Спустя целую вечность Эдмонд отстранился от меня и я судорожно вздохнула. Тело пробивала мелкая дрожь, перед глазами плыли цветные круги, и мне хотелось снова окунуться в этот пылкий омут страсти, который я совершенно неожиданно нашла под личиной холодного ректора.
— Я... — попыталась заговорить я, но Эдмонд предостерегающе покачал головой. Неужели раскусил меня и понял, что от волнения я несу такую дребедень, что лучше меня заткнуть на подлёте?
А после пришла запоздалая мысль, что ректор просто воспользовался поцелуем, чтобы заставить меня замолчать. И от осознания этого факта мне стало вдруг так обидно, так жаль себя, что я невольно всхлипнула.
Эдмонд непонимающе нахмурился, снова покачал головой и притянул меня к себе.
— Просто помолчи, пожалуйста. Мне нужно время, чтобы понять и... принять свои чувства.
«Чувства? — я могла не говорить вслух — с трудом, но сдерживаться получалось — но молчать в мыслях? Нет, увольте! — Какие чувства? Любить он меня точно не может, так что тогда? Он почувствовал внезапное влечение к странной Хранительнице? Или...»
Кажется, у Эдмонда была чуйка на мои нервные словесные поносы. Даже если те оставались невысказанными вслух. Вместо того, чтобы разубеждать меня в том, что я себе в очередной раз напридумывала, он приподнял моё лицо за подбородок и снова поцеловал.
Что ж, господин ректор, мне очень даже нравится ваш способ успокаивать меня!
Как долго мы стояли в этой неприличной, но весьма приятной позе, я затрудняюсь сказать. Даже во вкус вошла и сама приобняла Эдмонда за талию. А он вдруг с тяжёлым вздохом отстранился. Я удивилась, но не отпустила его. Ректор же сделал такое движение, как будто хотел вырваться и убежать.
Честное слово, Снежка так похожа на отца! Особенно упрямым и непредсказуемым характером!
— Эдмонд, я всё прекрасно понимаю, — сказала, всё же убрав руки с его талии. — У вас есть мисс Валлей, у неё будет ребёнок...
— Какая к ларху мисс Валлей? — раздосадованно бросил ректор и отошёл к столу. — Вы настолько наивны, что считаете, что я обольстил и бросил юную студенточку? К тому же из уважаемой аристократической семьи?
— Ну не будет же она утверждать, что между вами был... кхм... была связь, если этой самой связи не было?
— Если честно, я не понимаю, на что она рассчитывает, однако заострять на этом внимание сейчас не желаю.
Он принялся передвигать какие-то круглые цветастые штучки на столе, чтобы собрать их в оригинально хаотичную кучку. Я невольно заинтересовалась:
— Что это?
— Пакорки, — бросил Эдмонд и одним жестом быстро раскрутил штучки. Как будто разноцветные волчки завертелись по поверхности стола, выписывая только им одним известные траектории.
— Спасибо, объяснил! — фыркнула я. — Для чего служат эти пакорки?
— В них видят будущее, — точно так же фыркнул Эдмонд. — Ну, как вы думаете, госпожа Хранитель, для чего могут служить пакорки?
— Откуда ж мне знать... Может, это у вас игра такая?
— Не игра.
— Для расслабона?
— Что такое расслабон?
— Ну... для ммм... релаксации?
— Релаксация, — задумался ректор. — Это то, что мне не помешает прямо сейчас... Но нет, пакорки — это средство вызвать нужного человека, который находится далеко.
— И кого же вы вызываете, товарищ ректор?
Я подошла поближе, чтобы внимательнее рассмотреть эти самые пакорки. Симпатичные кругляши, похожие на большие шарики, которыми дети играют в выбивала. Внутри — радуга, которая сливается в одно сплошное гипнотизирующее пятно, когда шарик крутится.
Не касаясь пакорок, ректор снова запустил их в путешествие по столешнице, а я покачала головой:
— Красиво, конечно, но как это может вызвать человека?
— Если желаете, можете посетить завтрашнюю лекцию по способам коммуникации в мире магов — я вас лично приглашаю, — язвительно ответил Эдмонд. А потом серьёзно добавил: — А если честно, то пока этот способ не работает.
— Боюсь предположить, но вы хотите связаться с... — я наморщила лоб, чтобы вспомнить имя матери Снежки. — Риеллой?
Он вскинул на меня испуганный взгляд, словно я застала мужчину за жутко неприличным действием, а потом прищурился:
— Рамон? Вот же трепло!
— Она совсем не выходит на связь? — тихо спросила я, положив на плечо Эдмонда руку, чтобы успокоить и подбодрить. Шутить и издеваться на эту тему у меня желания не было. Я прекрасно понимала, как отсутствие жены ударило по Снежианне, по Эдмонду. Хотя последнее я понимала не в полную силу. Я ничего не знала об отношениях ректора со сбежавшей женой. И, положа руку на сердце, мне не особо хотелось, чтобы у мужчины напротив вдруг обнаружились чувства к эгоистичной кукушке. Тем более после оговорки Эдмонда про его чувства ко мне.
Возможно, и мои мысли были несколько эгоистичны, но будь Риелла хорошей матерью и не брось своего ребёнка ничего не соображающему отцу, меня бы загрызла собственная совесть. А так...
Эдмонд снова вздохнул, прекращая тщетные попытки достучаться до эгоистичной матери.
— Я не знаю, чем помочь дочери, — ректор развёл руками и опустил голову. От былых бабочек в животе не осталось ни следа, но теперь мне хотелось стать львицей и зубами выгрызть счастье для этого мужчины и ни в чём не повинной малышки, застрявшей в теле котёнка.
— Возможно я смогу, — тихо сказала я и тут же добавила, поймав недоверчивый взгляд ректора. — Книги. Если в вашей библиотеке есть книги об оборотничестве, я смогу помочь Снежианне вернуть человеческий облик.
На дне тёмных глаз зажёгся робкий огонёк надежды, который ректор, по обыкновению, тут же поспешил замаскировать и спрятать.
— Сомневаюсь. Дело в том, что здесь нужна информация не об оборотничестве в общих чертах. Моя дочь принадлежит к вымирающему виду, о котором данных и в былые времена было преступно мало. Риелла — последняя в роде Диких белых кошек. Точнее, она и моя дочь — последние представители этих оборотней.
