— Это все, — сказал Кеннеди, кивнув официанту. Тот ушел, и я облегчённо вздохнула. — Я здесь редко бываю, — добавил парень, когда гарсон покинул зону слышимости, — занудно тут, и меню однообразное.
— Кстати, а что это я заказала?
— Тортеллини? — переспросил парень. — Это… такие штуки из теста с начинкой внутри. А «brodo» — это бульон. В данном случае «di cappone» — бульон из каплуна. Ничего страшного. Тебе понравится, — заверил он.
— Каплуна? Что это?
— Каплун — это кастрированный петух, — ответил парень.
— Пельмени с бульоном из петуха-кастрата за две с лишним штуки, — пробормотала себе под нос, — какая же я idiota! Надо было соглашаться на обед с Брединым!
— Прости? — спросил Кеннеди.
Я лишь покачала головой и снова отхлебнула минералки.
— Говорят, тортеллини придумал один молодой повар. Однажды он приготовил пасту с начинкой и обернул заготовку вокруг мизинца, изобразив таким образом пупок своей любовницы, — пояснил парень, покручивая в воздухе оттопыренным мизинцем.
— Серьезно? — поморщилась я, лишившись последней надежды на возвращение аппетита.
Нет, надо было всё-таки вмазать!
— Да, итальянцы очень… любвеобильная нация, — ответил Кеннеди, задержав на мне пристальный взгляд. Его губы растянулись в улыбке, которая казалась несколько плотоядной.
Что заставило меня начать размышлять на тему того, какого ему от меня надо…
Решил подкормить? Облагородить? Неужели я так жалко выгляжу?
Затем наш разговор перетек в более привычное русло. Кеннеди рассказывал о своей жизни в Чикаго и годе, проведенном здесь, в Болонье, и много расспрашивал о России. К примеру, о Янтарной комнате. Видимо, сказывался его профессиональный интерес. Но все, что мне было известно о бесследно пропавшем кабинете русских царей, так это то, что он бесследно пропал. И Кеннеди вернулся к тому, с чего и началось наше знакомство — его рассказам о самых редких и уникальных предметах, с которыми он сталкивался.
— Ну, ладно… Скажи, какой лот был самым… нелепым? — спросила я, отправляя в рот очередной итальянский пельмешек. И стоило отметить, на вкус это было довольно неплохо. Если не думать о цене.
— Эмм… вставная челюсть Уинстона Черчилля, хотя… нет! Одна леди как-то отдала на eBay больше тысячи долларов за кукурузную хлопину в форме штата Иллинойс. Люди купят что угодно, главное — дать им понять, что оно того стоит.
— То есть ты считаешь, что все в мире можно спустить с молотка? — поинтересовалась я.
— Абсолютно, — уверенным тоном заявил Кеннеди. — У всего есть своя цена, и покупатель найдется.
— Ладно. Ммм… мои ботинки, — я указала под стол пальцем. — За сколько их можно продать?
— Чтобы назвать цену, я должен узнать тебя чуть ближе, — закусив губу, он улыбнулся краешком рта, внимательно меня разглядывая.
— И… зачем?
— Чтобы у лота была своя уникальная история. Кто купит скрипку Страдивари, если продавец умолчит об этом?
— Тот… кому нужна скрипка? — предположила я.
— Любопытная мысль, — прокомментировал парень мои слова.
— На мой взгляд, рациональная.
— Знаешь, Джулия, когда я смотрю на редкую старинную вещь, последнее, о чем я думаю, так это о том, чтобы обладать ею. Больший интерес для меня представляет то, что этой вещью не смогут обладать другие. Никто. Понимаешь? Это удивительное чувство.
М-да, да тут дуркой попахивает.
Я в очередной раз потянулась за бокалом и залпом осушила его.
— Ладно, — кивнула в ответ, — я еще могу допустить подобную мысль в отношении предметов искусства. Есть в этом что-то… своеобразное проявление власти над временем… но вставная челюсть Черчилля? Это… странно. Извини, — я пожала плечами, касаясь губ салфеткой. — Да мои ботинки в сто раз лучше! Кроме того, это просто кощунство сорить деньгами, когда в мире столько нуждающихся!
— О! — усмехнулся парень, — я часто слышу подобное. Но… кто сказал, что богатые должны решать все проблемы? Им не сыпятся деньги с неба, это результат упорного труда не одного поколения.
— Мои предки тоже трудились. Вот дед тридцать лет работал в горячем цехе, ветеран труда, между прочим. Твои предки… тоже ветераны? — спросила я, не скрывая язвительной улыбки.
— Нет.
— Тогда как быть с упорным трудом и богатством? Выходит, не это главное?
— Просто потрясающе, Джулия! — рассмеялся Кеннеди. — Я должен познакомить тебя со своими друзьями! Ты просто обязана спустить их с небес на землю!
— Ага, делать мне больше нечего, — пробормотала я по-русски.
— Кстати! Ты знаешь в эту пятницу намечается студенческая тусовка в клубе «Линк»? Могу познакомить тебя с ночной жизнью этого города? Как ты относишься к техно?
— Боюсь… что никак, — призналась я, обескураженная его внезапным предложением.
— А что ты слушаешь?
— Знаешь, это очень личное.
— Личное? Почему?
— Как «почему»? Наши предпочтения в еде, музыке и прочем могут много о нас рассказать. Показать свой плейлист — это … как излить душу, доверить что-то значимое, понимаешь?
— Кажется, понимаю, — кивнул Кеннеди, задумчиво изогнув бровь. — И теперь просто сгораю от любопытства. Ты позволишь мне познакомиться с твоим… плейлистом?
— Нет, это невозможно. Военная тайна, — я скрестила указательные пальцы и коснулась ими губ.
— Вот как? Ладно. Это мы отложим. А что насчёт вечеринки?
Нужно было срочно придумывать отмазку поубедительнее!
— Ты сказал в пятницу? Я… буду занята. Мы… с другими русскими… у нас в планах залезть на ту башню…
— Башня Азинелли? — напомнил парень.
— Точно. Так что… — я пожала плечами, надеясь, что моя отговорка прокатит.
— Какой смысл подниматься на нее ночью?! — на лице Кеннеди было искреннее удивление. — Это надо делать днём, когда видно весь город. Уверен, поход на башню можно перенести, — решительно добавил он. — Сделаем так… ты дашь мне свой номер, и ближе к пятнице мы договоримся?
Вот же привязался! Неужели ему никто никогда не отказывал?
— Ладно, — кивнула я в полной уверенности, что если он и позвонит, по телефону мне будет проще послать его королевским лесом.
— Отлично! — заявил Кеннеди тоном, словно и не ждал другого ответа. — Надеюсь, ты позволишь мне заплатить за твой обед? — вкрадчиво спросил он.
— Не нужно, — я замотала головой, снова проклиная себя за неосмотрительность, — эти тортеллини заслуживают того, чтобы я сама за них заплатила. Спасибо за… обед и интересный разговор.
Кеннеди действительно был замечательным собеседником и внешне весьма… чем-то на Вета походил, но я не видела смысла в общении с тем, кто может, не моргнув глазом, отдать за обед полторы сотни евро. Мы были людьми не просто из разных стран, а планет, как минимум. Кроме того, ещё пара обедов в его компании могла стоить мне пары голодных недель. Не будет же Бредин кормить меня до самого отъезда?
