Всю ночь Амир не спал, как будто чувствовал что я хочу с ним говорить. С утра мне казалось, что сил во мне не осталось, а сейчас словно второе дыхание, спать не хочется.
Писал Айлин каждые пол часа, зная что возможно получу ответ только утром, уточняя как там моя дочка… Завалил вопросами: спит ли она, рядом иди в боксе, просил взять себе дочку, чтобы она не мерзла в бездушном боксе, пусть чувствует с младенчества заботу.
Я уже в голове зову дочку: моя красавица.
Беру Амира и мы перемещаемся на кухню. Ношу его и даже не упрекаю как обычно, что он не спит. Потом сажаю в его стульчик, он протестует, но недолго. Я ему сразу объяснял, что мы сейчас будем ужинать. Пусть сейчас три почти утро. Для нас такой вот перекус будет считаться ужином. Целый день в больнице ничего не ел.
Пока готовлю, рассказываю Амира как хотел дочку, как ждал ее и волновался слыша слова врача, который сообщил, что Алина слабенькая и нужно быть осторожным.
Пообещал сыну, что никаких нянек, целовал его пальчики и наверное впервые сказал, что люблю его.
Очень люблю. Мы с ним вдвоем, он по-сути один единственный кто разделяет мою радость.
И я действительно очень рад что Амир со мной сейчас.
Сказал ему что буду учиться понимать его. Попросил прощения. Вроде два с половиной года, а он на меня так смотрит, будто все ему все про меня понятно.
Не капризничает. Пока разогреваю еду, неожиданно, выдает:
— Па, — я не сразу расслышал, каюсь, реагирую, когда слышу, как карапуз барабанит по детскому столику ладонями, явно привлекая мое внимание.
Поворачиваюсь, про себя думаю, "началось…" и только его четкие:
— Па…па… па…па, — меняют мою картину мира
Подхожу в карапузу, вынимаю его и подбрасывая в воздух, он заливается его детский смех как колокольчик четкий и звонкий, говорю:
— Ну вот ты хоть, сынок, не подвел! — он смеется, я не знал что ему нравится быть в воздухе. Жаль что он тяжелый, потому что на долго меня не хватает.
Сажаю его обратно. Накладываю ему тоже что и себе. Хомяк все ест, причмокивая. А я тормошу его тонкие белесые волосики на голове, хвалю, подбадривая, объясняя, что аппетит это признак здоровья.
Почему я раньше не предпринял простые и понятные каждому взрослому человеку попыток с ним договориться? Нормальный пацан, первое слово сказал "папа", пусть половинчато "па", но я расцениваю это как то, что пацан начал говорить и произошло это несколько раньше, чем у других наших детей.
Почему-то вспомнилось, как старший сын огорошил нас одним прекрасным утром четким словом "дед". Было понятно куда он хочет. Есмет же в свои три года, что-то лепетал на черкесском. Айлин уверяла что слово папа там было, но я не понял. Тоже мысли разные были, Есмет, после долгого молчания заговорил предложениями, будто из пулемета выдавая выражения, половину из которых разобрать было проблематично, поскольку производились им в хаотичном порядке.
И откуда во мне взялись принципы воспитания, будто Амир должен вести себя так как удобно мне. Он хоть и маленький, но уже личность.
Теперь, думается, мой любимчик, наряду с Алинкой.
И самое обидное что я знал все эти прописные истины: ребенка надо любить любым, к нему нужно находить подход, учиться понимать его невербальные посылы, уделять внимание.
Еще во времена прошлых неудачных отношений, где я пробовал построить семью с женщиной, у которой на тот момент был уже взрослый ребенок, кучу литературы проштудировал, но на практике не сработало.
Дурак.
Словно до этого был не зрячий, а сейчас в одночасье прозрел: маленького Амира не нужно сравнивать с Женькой или Есметом, они разные.
Амир теперь мне видится уникальным.
Я его просто не разглядел.
Становится стыдно, что смеялся над его попытками делать первые шаги, он все время падал, потому что большой вес не позволял ему твердо стоять на ножках. По сути ему нужна наша помощь и поддержка, где-то одобрение.
С появлением Алины словно пелена спала. Это помогло мне увидеть у Амира есть болевые точки, которые нужно бережно обходить и стараться повышать его самооценку с детства.
Амир сейчас в таком возрасте, когда он абсолютно беззащитен. Я буду всегда его поддерживать чтобы не случилось.
Эпилог
— И ты молчала? — первое говорю, едва пересекаю порог палаты жены. В руках огромный букет ее любимых кремовых роз.
Айлин смотрит как обычно проникая прямиком в мою душу, мурашки по коже снизу вверх поднимаются. Ее тихий голос:
— Егор сама не верила, боялась что врачи ошиблись, не хотела давать лишних надежд, сама не верила, — подхожу к жене ближе, целую ее сухие губы едва касаясь, стараюсь не тревожить дочку, которая присосалась к груди Айлин и причмокивает
— Я так и подумал, родная, — Айлин кормит нашу дочку, я же наклонившись вожу пальцем по маленькой щечке, с умилением наблюдая как дочка жадно втягивает в себя грудное молоко. Она торопится, давится, втягивая крохотным носиком воздух.
У Алины длинные темные волосики, длинные реснички, губки бантиком, носик аккуратный, кожа очень нежная. Говорят что счастье в чем то можно измерить, а для меня счастье в этом моменте, рядом, и другого мне не нужно. Смотрю на своих девчонок и улыбаюсь. Вот оно мое настоящее счастье, выстраданное, Ощущение что с каждым годом нас связывает тысяча новых нитей, которые с годами крепнут, подобно чувствам.
— Все что мне нужно это быть с вами рядом, — Айлин смотрит на меня с той же любовью и нежностью что и всегда. А я подхожу и целую свою принцессу, сердце бешено скачет
— Ты и дети это мое самое дорогое, что у меня есть, — между нами точно особенная форма любви, некая связь крупной вязки которая с появлением наших малявок лишь крепнет.
— Егор дочка на тебя похожа, — не могу удержаться, обнимаю девчонок.
Я по сути живу для своей семьи, хочу чтобы моя женщина была счастлива. И пусть кто-то оценивает это как «побкаблучничество» мне все равно. Я никого разубеждать не буду. Это не мир прогнил, это человечество пресытилось и начало потихоньку сходить с ума.
В нашей семье мы ценим друг друга, скучаем и радуемся каждой минуте проведенной вместе. Я знаю одно что ради своей семьи я выстою против целого мира и даже не буду вникать и понимать мотивы придурков, которые утверждают обратное.
Мимирхановы должны появиться к выписке с минуты на минуту, а я никого не хочу.
Наклоняюсь и целую красные щечки дочки. Кроха часто дышит, возможно я мешаю ей, но не могу, она так вкусно пахнет:
— Дочка, как же я ждал тебя, родная, такая моя, спасибо тебе за дочку любимая, — перебираю маленькие пальчики, хочу поскорее забрать жену домой.
На выписку приехал один, оставил Амира с родителями. За время что мы с ним просидели вместе, скучаю по карапузу.
