Палаш сел на первую телегу. Мыку и Живчику он поручил управлять второй и третьей. Лошади с вьюками пошли за каждой из телег на длинных привязях. Костомех ухватил узел с трупами и легко забросил за спину. Жюстина с лешим и волколатниками осталась приводить в порядок проезд под мудрым руководством Люцифера, уничтожая следы схватки. После чего должна дожидаться нас в лагере, латая раненых броневолков. Палаш тоже был ранен, но собирался самостоятельно отлечиться эликами по дороге.
Глава 7
Остановились мы лишь однажды — утопить трупы барона и его команды в ближайшей речке. Через четыре часа добрались до «Сухой гавани», приобретшей почти что прежний, благоустроенный вид. Только все строения сияли новизной, вокруг засеки протянулся глубокий ров, а на месте бывшего прохода с двумя башнями плотники мастырили одну, большую, с настоящим, блин, подъемным мостом. И уже укладывали последние венцы из толстых дубовых бревен.
— Ну ты и развернулся! — сказал я Меченому.
— А что? — пожал плечами он. — Укрепляться так укрепляться. Погоди, я еще на ее месте каменную построю.
— Тогда уж сразу замок строй. Присвоим тебе титул графа Гинкмарского. Или сразу герцога — мы не жадные. После чего тебе останется только выразить неповиновение Бальдуру и провозгласить себя королем. Придворные книжники — будь спокоен! — немедля раскопают в твоей родословной венценосных предков и докажут право на престол. А не справятся — прикажи отрубить им головы. Тогда другие точно сделают что требуется, и очень быстро.
— А не лучше ли первым пощедрее заплатить?
— Ну, можно и так. Однако заметь себе: головы рубить дешевле. И полезнее для монаршего имиджа.
Сдав добычу, мы вернулись обратно и стали поджидать очередной отряд с юга. Регулярно поливаемая елка чувствовала себя хорошо, и я не сомневался, что она нам еще послужит. А потом пусть так и стоит на растяжках: глядишь, и выживет.
Следующей нашей жертвой стал еще один барон — на сей раз худой и высокий. Потом еще один — боевой коротышка гномьего сложения. Потом по березняку хотела проехать небольшая компания рыцарей с оруженосцами и четырьмя телегами. После налета на них елка приобрела совершенно непрезентабельный вид со всех сторон из-за множества сломанных при падениях веток, и мы оставили ее в покое, переместив засаду чуть ближе к южному горлу проезда.
Жюстина поднялась до тридцать девятого уровня, а я — до сорок четвертого. Весточка никуда не поднялась, по-прежнему оставаясь на своем вечном третьем, зато перезнакомилась со всеми местными птичками. Кузнец сделал костомеху доспехи, отковал щит. В придачу к мечу и топору изготовил в содружестве со столярами арбалет. Осталось дождаться взятия Жюстиной сорокового уровня, чтоб она смогла доработать магией костомехову броню и оружие, и она его взяла. Заодно поразив меня заявлением, что бросает пить.
— По крайней мере попробую бросить, — сказала она, заметив мое нескрываемое недоверие. — И это надо отметить.
— Нажравшись как следует? — предположил я.
— Нет! Кончай меня подкалывать, а то на обряд курения талмифоры не приглашу.
— Что такое талмифора?
— Трава с магическими свойствами. Ее называют еще шаманской травой, знахарской, ведьминой. Она используется для призывания бесплотных, помогает общению с ними. Также имеет множество других полезных качеств. Ну и облегчает отказ от алкоголя, когда магу приходит пора от него отказаться.
После озвучивания таких характеристик я ждал вечера с легким нетерпением, но и скептицизмом. Знаем мы эти шаманские табачки для болтовни с духами, наслышаны. Еще по жизни в своем мире. Наверняка талмифора не что иное, как здешний аналог анаши. Первая же затяжка из раскуренной Жюстиной трубки с длинным мундштуком мою догадку подтвердила. Сущая анаша, только с каким-то сильным посторонним привкусом. А трубка напоминала индейскую трубку мира. Вскоре мне захорошело так, что лагерь показался раем. Скептицизм улетучился без следа, я даже забыл, что это такое. Жюстина тоже забалдела, а когда мы разучили с ней песенку про зайцев, слегка измененную мной в соответствии с обстановкой, стало совсем здорово. Стемнело, на небо высыпали звезды, выплыл месяц. Остальные члены клана, до дегустации талмифоры не допущенные, чтоб весь личный состав не укурился вусмерть, смотрели на нас с завистью, а мы горланили на два голоса:
В темно-синем лесу,
Где трепещут осины,
Где с дубов-колдунов
Облетает листва,
На поляне траву
Зайцы в полночь курили
И от кайфа напевали
Странные слова…
А нам все равно,
А нам все равно,
Пусть боимся мы волка и сову.
Дело есть у нас -
В самый жуткий час
Мы волшебную
Курим трын-траву!
Расходы на вино сократились вдвое — раньше Жюстина выпивала столько же, сколько мы с Палашом. Теперь она провоняла талмифорой так, что сам я мог бы эту магическую наркоту и не употреблять: достаточно было бы целоваться с подругой и нюхать ее одежду.
Трижды мне пришлось возить в «Дубы» на воскрешение волколатников, и однажды — Палаша. В результате шаман Глена начал на меня как-то странно поглядывать, а при последнем визите к нему намекнул на грядущее повышение расценок. Вместо того, чтобы скидку пообещать, как постоянному потребителю услуг.
— А это потому, что ни один главарь в Гинкмаре пока не воскрешал всех своих подряд, — объяснил Меченый. — Я понимаю, почему ты так поступаешь, но правильнее будет не швырять деньги мешками ради удовлетворения хотелок твоей благородной души. Уже и так пошли разговоры по тавернам и станам, что ты на Тропе загребаешь немерено. Суммы называют гораздо больше тех, что ты реально имеешь. Смотри, накличешь беду. Ты не обязан оживлять погибших даже и за их счет. Правила правилами, а здравый смысл — здравым смыслом… Правила, кстати, еще не законы. Иногда лучше уж жадностью руководствоваться, чем ими.
Я учел сказанное, и как-то вечерком, сидя в нашем в обжитом уже до предела и всесторонне благоустроенном лагере, подозвал для задушевной беседы Торна. Волколатник слова Меченого в целом подтвердил, присовокупив многое от себя лично.
— Воскрешать всех павших не слишком хорошо для дисциплины в отряде, — сказал он. — Бойцы от этого становятся легкомысленны, чаще идут на неоправданный риск. Никто не осудит тебя, оставь ты кого-то мертвым, даже при полной возможности вернуть его к жизни. Право убитого на добычу почти всегда спорно: заслужил ли он ее, прежде чем погиб? Уравнивание его с выжившими нередко вызывает недовольство последних, потому что неизбежно приводит к уменьшению их собственных долей. У нас такого пока не случалось — отряд слишком мал, налеты проводим все как один рисковые, и потеря любого бойца, независимо от его заслуг, уменьшает шансы остальных в следующей схватке. Но это не значит, что дух раздора над нами не властен вовсе. Имей в виду еще вот что: любой убитый не позднее чем через три дня встает на путь перерождения, и как знать, не окажется ли для него новое существование предпочтительнее предыдущего? Положим, погибну я. Если ты меня воскресишь, я буду тебе благодарен, поскольку именно так поступают настоящие боевые товарищи, истинные соратники. А нет — не обижусь, ибо только смерть способна снять с меня проклятие и позволить сменить расу. Это не обязательно произойдет: я могу вновь возродиться именно проклятым и даже волколатником. Поэтому я не стремлюсь к гибели, — но и не намерен избегать ее любой ценой…
