– Куда идем?
Деметрия лукаво сощурилась:
– Ты шпионка?
– Вы меня боитесь? – с долей иронии, чтобы не прибили на месте, осведомился я.
Собеседница рассмеялась, с хрустом вышагивая по валежнику:
– Смелая девочка. Мне такие нужны. Грозна Святая у школы говорила вам, что собирается сделать?
Я радостно доложил:
– Школу сжечь, всех убить.
– Не шути со мной. – Зрачки Деметрии полыхнули тьмой и рвущимися с хлипких поводков молниями. – Ты поняла, о чем я спрашиваю.
– Она говорила, что знает, что делать, чтобы счастливы стали все, а не избранные.
– А еще?
– Что мир несовершенен, – перешел я к развернутому повествованию, подмигнув прислущивавшейся Томе, – что в нем нет места многим и многому. Что к рыкцарям примкнула сила, о которой никто не подозревает. Эта сила – вы?
Деметрия рассеянно кивнула, ее сапог, израненный от непривычной ходьбы пешком, плюхнулся в лужицу грязи, второй получил по напыщеной морде колючкой, оставив еще одну ранку плюсом к множеству предыдущих – свежих, еще светлых, кустившихся на месте былого блеска. Меч жалобно звякнул о бронзу лат. Спортивное тело царевны едва удержало равновесие. Она чертыхнулась и буркнула, вновь обернувшись к моей скромной персоне:
– Еще что-то?
– Что избранность должна завоевываться умом, а не даваться по праву рождения. Что если большинство башен перейдут под знамя рыкцарей и примут жизнь по новым законам, царберы ничего не смогут сделать. Что освобожденный народ восстанет и будет убивать прежнюю власть везде, где встретит. Что ученицы станут заложницами и помогут открыть ворота башен – в обмен на жизнь обитателей башен. И тогда наступит всем щасте.
– Снова ерничаешь? – До сих пор кивавшее лицо Деметрии ожесточилось. – Не надо. Мы говорим о вещах, которыми не шутят. Высмеять можно все, и оно утратит смысл. Нельзя смеяться над Великим Освобождением.
Еще одна фанатичка. Или еще один прожженный политик на манер наследницы-покойницы. В споре на любые мои доводы у нее всегда найдутся противоположные свои, привычной логикой непробиваемые. Оппоненты заранее неправы, потому что она самая умная. Никому не верит, только себе. С такими нужно действовать исподволь. Проявлять интерес и подкидывать мелкие контраргументы, пока они не наберут в ее мозге критическую массу. Затем случится перекос, извилины заклинит, она засомневается во всем… Тогда и возможен разговор на равных. А до тех пор – что с бульдозером бодаться.
– Какие новые законы вы собрались установить? – начал я с логичного любопытства миром, который царевна собирается нести людям.
– Свобода. Равенство, – отчеканила она.
– Братство, – машинально закончил я вдолбленное на уроках истории.
– Что?
– У нас призывали к братанию всех со всеми, – объяснил я. – Чтобы жили как одна семья.
Деметрия поморщилась.
– Этот мужской мир… Нашли же слово – братство. Не зря мы на месте уничтожаем падших, этот закон нужно сохранить – единственный из прежних. Остальное сложится из лелеемых веками чаяний народа.
– Каких, кроме «грабь награбленное» и «работа не волк, в лес не убежит»?
– Повторяю: не святотатствуй, – вновь посерьезнела Деметрия. – Люди хотят жить с удовольствием.
Знаем, проходили: не работать, жить на пособие и ругать власти, что мало дают. Обычно это кончается большой кровью как самих паразитов, так и бывших благодетелей. На месте цветущих стран возникают руины, и долгое время главенствует пещерное право сильного.
– Нужно, чтобы работали все, – стала перечислять Деметрия, – чтобы каждый был уверен в завтрашнем дне, а не как сейчас, когда хозяйки у крестьян и земли у хозяек меняются ежегодно. Земля должна принадлежать тем, кто на ней работает. От каждой деревни мы выберем по представителю в башню, где будет коллективное управление. Все решения – большинством голосов.
И наступит золотой век. Аха, щщаз. Если б в России голосовали, осваивать ли Сибирь и космос, до сих пор ходили бы в лаптях где-нибудь в центре маленькой компактной Руси, услужливо кланяющейся всем восхотевшим соседям и заморцам. Причем, в момент поклона обращаясь к лесу передом, дабы восхотевшим сподручней было. Увы. Поступательное движение вперед свершается исключительно пинком ленивого большинства зрящим вдаль меньшинством. Не я придумал, а доказала наука история: все великие государства созданы кровавыми диктаторами и разрушены демократами. Без исключений. Если вопреки этому правилу кажется, что где-то сошлись вместе понятия «Великое государство» и «Демократия», значит, одно из них собой притворяется. Либо великость фальшива, либо народовластие.
– Представитель коллективного управления каждой башни будет заседателем в крепости. Назовем это заседательное собрание… Заседательным Собранием. Или, к примеру, Думой, ведь там будут думать. Будут принимать новые законы на благо новых людей. За исполнением законов станет следить особая группа специально подготовленных советников. Это для вас ниша, ангелы. – Деметрия подмигнула. – Потребуются грамотные кадры. Не этих же брать.
Царевнин взор презрительно скользнул по бредущим поодаль разбойникам. Грязные, немытые, плохо пахнущие, они являли разительный контраст с Деметрией и ее дружиной. Я давно заметил, что царевна и ее дружинники относятся к вынужденным союзникам высокомерно. Несомненно, что это заметил не только я. Долго ли протянется такое «плодотворное сотрудничество»?
– Еще нужна мощная армия, – продолжила Деметрия строить свои Нью-Васюки, – способная не только защищаться, но и нападать на агрессоров, заблаговременно принуждая их к миру. До того, как погибнут наши люди.
– Каких агрессоров? – огорошено спросил я.
– Пожирателей, которые живут на той стороне Большой воды. Или тех, кто живет за горами. Там же кто-то живет. Мы даже не знаем. Законы Аллы связали нас по рукам и ногам.
– Пожиратели перешли границу, – сообщил я, стараясь не отставать от упрямо прущей вперед мечтательницы. – Верховная царица разослала послания, чтобы цариссы отправили на границу дополнительных воинов.
Я думал, что расстрою какие-то планы. Глупый юнец, не знающий жизни. Сколько можно считать правдой то, что за правду выдают? Мне объяснили с презрительным прищуром:
– Никаких пожирателей там нет, ложным слухом я отвлекла немалую часть войск и связала их ненужным ожиданием на границе. Пока поймут и очухаются…
Интриган на интригане и интриганом погоняет. Ну и мирок.
– Традиционную семью тоже затронете? – осведомился я.
– Естественно. Кому-то трех мужей мало, другим даже три не нужны, как, скажем, Грозне Святой.
– Можно о ней поподробнее? – попросил я. – Обожаю такие истории.
Не то, чтобы обожаю, но перейти от общих слов к чему-то конкретному всегда полезно. Окружающий мир состоит из жизней людей, а не из описывающих его слов. Слова врут. Всегда. Даже если говорят правду. Это самый трудный вывод, однажды сделанный мною и весьма облегчивший жизнь. Самым сложным было помнить о нем всегда, а не от случая к случаю, когда уже бьют.
