Я выразительно скривил губы и отвернулся к шестерке собиравшихся войников. Как и мужья цариссы, они различались лишь в мелочах, экипировкой, а в основном снаряжении напоминали высшее сословие: на каждом – чешуйчатые доспехи с оплечьями, перегибавшимися из-за спины и крепившимися на груди бронзовыми застежками, сапоги с поножами до колен, наручи по локоть и островерхие шлемы. Из-под нашитого на кожу металла кое-где проглядывала нижняя полотняная одежда в зелено-оранжевой гамме.
Тома перехватила мой взгляд.
– Думаю, второй, третий и пятый мне подошли бы, как считаешь? – Озорная улыбка расползлась по витавшему в облаках лицу, шепот продолжился: – Прикинь: забила мне стрелку Настюха-Брынза из десятого-«бэ», а за меня выезжают такие красавцы в броне, как у Васнецова на «Трех богатырях». Представляю ее физиономию!
– Если что, картина Васнецова называется просто «Богатыри».
– Зануда. Еще скажи, «Три медведя» Репина называется просто «Медведи».
– Их там четыре. Четыре медведя.
– Как это? Почему же ее называют «Три медведя»?
– Кто называет?
Тома задумалась, смутилась, умолкла.
– Картина с четырьмя медведями называется «Утро в сосновом бору», – с мстительным превосходством сообщил я. – Ее автор – Иван Шишкин.
– А я что сказала?
Отряд быстро собрался, взоры обратились на нас, новеньких, выставленных посреди лужайки, как на продажу. Стало неуютно.
Ведя на поводу запасную лошадь, к нам подскакала царевна Варвара. Возрастом она превосходила Тому, но до Карины не дотягивала. Зато чудесно совмещала насупленую агрессивность второй с едва распустившейся женственностью первой. Если старшая из оставшихся Варфоломеиных напоминала ощетинившийся жерлами орудий, идущий на таран броненосец, а Тома – стремительную яхту, то Варвара была быстроходным фрегатом, готовым сразиться с броненосцем или сбежать от него, но не дать спуску ни одной яхте в пределах видимости. Начищенные латы сверкали бронзой, а ряды крупных зубов – отменной белизной. На щеках при улыбке проявились обаятельные ямочки, но симпатии не вызвали: улыбка вышла надменной и фальшивой. Высокая, отлично сложенная, с выпирающими вперед коническими нагрудниками и прикрытыми броневой юбкой широкими бедрами, девица одарила нас покровительственно-колючим взглядом:
– Ангелы, конем править умеете?
– Нет, – откликнулась Тома.
– Да, – одновременно выдал я. – Чуть-чуть. И только шагом.
– Тогда вот вам на двоих.
Мы стали обладателями низкой послушной кобылки, почти пони. Скорее, размером с ослика. Назову ее Тойота. Надо же как-то называть, если имени не сказали.
Вспомнив свою единственную конную прогулку, по примеру Карины я решил легко вспорхнуть в седло… и едва не перевалился на другую сторону. Меня до обиды весело придержали посторонние. Сзади привалился приятный груз, Тома обхватила меня вокруг пояса и затихла. При поворачивании головы мое ухо улавливало ровное дыхание. Впрочем, голова Томы тоже не оставалась на месте: вертелась, как вентилятор на перегретую материнку.
Карина демонстративно уехала вперед. Ее мелкая сестренка, мой странный заложник, держалась рядом. Почти впритирочку. Остальные растянулись в длинную колонну, оставив нас практически одних. Только Варвара сзади следила за порядком в нашем Варфоломеином царстве.
– Что такое школа? – спросил я.
Должны же быть подводные камни. Если волки – это собаки, то школа может оказаться магазином, пограничной заставой или подпольным казино.
– Это… школа, – не смогла подобрать слов Зарина. – Где учат.
– Чему?
– Всему.
Ну, хоть это не поменялось. Затем я припомнил запись при въезде на ночевку.
– Почему принцы записаны по царевне? Вообще, не разберусь с вашими титулами. Чем принц отличается от царевича?
Зарина солнечно рассмеялась:
– Это же просто. Принцы – мужья царевен, носят их имя. Царевичи – мужья царисс.
Маленькая всадница напоминала сестру только обводами лица и цветом глаз, в остальном являя полную противоположность. Вместо угрюмой силы – лучащийся фонтан энергии. Вместо плотной приземистости – хрупкое воздушное изящество. Лицо сияло, глаза искрились и жили собственной жизнью: счастливой, безоблачной и независимой от окружающей суеты. Как все прочие, Зарина тоже носила бронзовые латы поверх одежды из ткани. Среди остальных мы с Томой в своих обвисших халатах на голое тело, штанах без белья и тапочках без задников выглядели придурками. Кто же путешествует конным в таком виде?!
Ответ: мы. Утешало, что не по своей воле.
– Чем царевна отличается от цариссы? – продолжил я экскурс в неведомое.
Догадка созрела давно, но желательно бы подтвердить.
– Царевны, – разжевала Зарина как маленькому, – это дочки царисс.
– Почему не у всех одна фамилия? Семья-то одна.
Зарина поразилась моей глупости.
– Давай еще раз, – сказала она. – Смотри. Мужья царисс – царевичи, мужья царевен – принцы. Само собой, второе имя они получают по имени собственницы.
Шикарная формулировка.
– А остальные? – присовокупил я. – Войники, бойники, кто тут еще есть?
– Второе имя? По тому, кому служат.
Логично. Про царевичей и принцев можно было в отдельный вопрос не выделять.
Дорога частично состояла из вбитых в землю камней. Не булыжная мостовая, но и не грунтовка. Нечто среднее.
– Что разглядываешь? – всполошилась Зарина. – Следы?
– Камни.
Ее взор поскучнел.
– Обычные камни, потому что горы недалеко.
– Как они называются?
– Камни? Не знаю. Мама знает. Я их называю маленькие и большие. – Она засмеялась своей шутке.
– Я про горы, – подсказал я.
– Горы? Смешно. – Лучистая улыбка погасла. – А как называется солнце? А небо?
Ясно, с информацией об окружающем мире здесь туговато.
– А кроме гор что-то есть?
Зарина указала назад.
– С обеих сторон гор – Большая вода.
– Море?!
– Море?! – радостно подхватила Тома, восприняв единственное слово из разговора. – Где море?
– Что такое море? – серьезно поинтересовалась Зарина, уверенно правя большим (по сравнению с собой) конем.
Настал наш черед поскучнеть. Прижавшаяся сзади Тома снова ушла в собственные мысли. Объяснять пришлось мне:
– Море – это когда много соленой воды. Очень много.
– Соленой? Фу. Как ее пить?
– Ее не пьют, – продолжил я информационный ликбез. – В ней плавают.
