Однообразие абсолютно похожих друг на друга пейзажей утомляло. Глаза хотели нового. А желания иногда имеют свойство сбываться.
– Что это? – Я рассмотрел впереди нечто необычное.
Издалека небольшой лесок показался привычной лесополосой, защищавшей урожаи от ветра, но чем ближе становилась «лесополоса», тем быстрее убежденность в этом рассеивалась.
Царисса, долгое время задумчиво разглядывавшая нас, ответила:
– Поселок.
И снова погрузилась в непонятные размышления.
На деревьях жили люди. Сколотили хибарки, сделали шалаши, натянули гамаки. Перекидные лестницы соединяли жилье сложными, но верными дорогами.
– От волков? – догадался я, вглядываясь в невиданные конструкции.
– Крестьяне, – последовал показавшийся не связанным с вопросом ответ, сопровожденный весомым кивком.
В ответе сквозило отношение – снисходительность богини к жалким людишкам, без чьих подношений, жертв и поклонения тоскливо и голодно.
Позже мы увидели и самих крестьян, работавших в поле. Гордей был прав: они держались минимум по трое, бессознательно кучковались, даже когда не требовалось. На поясах висели ножи. У некоторых – дубинки или топорики. Обитый металлом плуг вгрызался в почву, буксиром работала измученная кляча. Понятно, лучшие кони уходят знати и военным. Все как обычно, как всегда было, есть и будет.
– Они живут здесь постоянно?
Не укладывалось в голове, что на ветвях можно готовить, ходить в гости, ухаживать, рожать и растить детей, присматривать за больными и стариками…
– Только в сезон. Кстати, поглядите вдаль. Что-то видно?
Тома всмотрелась.
– Ничего.
– Ниче… – тоже начал я и осекся. – Башня!
– Подъезжаем.
До башни пробирались через те самые рощи, что должны быть грибными. Кажется, в титуле царисс заложена специализация. С развевавшимися над кортежем флагами тоже все стало понятно: тот, что с рисунками – флаг земель, которыми владела феодальша, второй (цветной, с буквой Д) – именной цариссы Дарьи.
Дорога сузилась, но не исчезла.
– Почему не сделают дорогу к причалу? – спросил я, пользуясь местным термином, обозначавшим портал. – Мы пробирались такими дебрями…
– Царская дорога – дорогое удовольствие как проложить, так и содержать, – сообщила царисса. – Нет проку строить и охранять дороги в места, которые используются редко. Учись считать затраты, в том числе чужие, это основа всего.
Сразу два факта. Порталом пользуются редко – раз. Дороги – царские. Два. Не царисские, а царские.
– Царь живет в столице? – сформулировал я вопрос, которым возгордился. Какие глобальные выводы, какая умелая компиляция рассеянной информации!
Хохот в ответ.
– Царь? – Царисса вытерла платочком уголок глаза. – В столице? Даже слова такие забудь.
Хорошо смеется тот, кто последним бьет. Хотелось сказать. Я промолчал. И похвалил себя за сдержанность и уважение к возрасту. Вот стану по-настоящему взрослым, Дарья к тому времени постареет, сморщится как смятая банка из-под колы, зубы выпадут… тогда и посмеемся.
Глава 4
Башня вдали проявилась во всей красе. Просто круглая каменная башня, высокая, зияющая дырами окошек-бойниц, будто расстрелянная из пулемета мишень. С зубцами поверху, где в кинофильмах обычно прячутся лучники. Неравномерно, как белок в глазунье, вокруг башни раскинулся деревянный городок.
Мои глаза рвались вперед. И не у меня одного.
Впервые мы миновали развилку. До сих пор лента каменно-глинистого полотна лилась непрерывно, без перекрестков. Мы взяли левее. Поля остались позади. Высокие деревья легонько шумели, сопровождая отряд. Громада башни ушла вправо, вскоре измельчала и пропала совсем. Впереди за лесом замаячил частокол еще одной цекады. Вместо царберов в настежь открытых воротах приветственно ожидали уехавшие вперед посланники.
Караван перестраивался на ходу: прежний строй исчезал, все притормаживали, царисса медленно, но верно оказалась первой. Так и въехали: за Дарьей – мужья со штандартами, затем остальные. Мы – в золотой серединочке.
Внутри… никак не постоялый двор. Хотя внешне очень похоже.
Здесь нас тоже встречали. Немолодой мужчина и две женщины, одетые уже привычно глазу: в безрукавках разной степени нарядности, а внизу он в юбке, они в штанах. И пара десятков пострелят, похожих на воспитанников детского дома времен седой старины. Их простенькая однообразная форма состояла из двух элементов – рубахи и шаровар. Ноги – босые, что нормально для покрывавшей двор мягкой шелковистой травки. У многих были длинные волосы, скрепленные налобной тесьмой. На первый взгляд, большинство – девочки, возраст колебался вокруг моего, лет тринадцать-пятнадцать.
Грянул хор, громоподобно, гулко, как на Красной площади во время парада:
– Алле хвала! Приветствуем смотрительницу школы цариссу Дарью!
Значит, это и есть школа. Могло быть хуже.
Прибывшие ранее люди цариссы подготовили встречу. Дым из кухни валил стоячего и поднимал лежачего. Везде чистенько, трава скошена, на лицах улыбки, втюхивавшие вам без вазелина сто лет безбедной жизни. Покинув седла, Дарья с царевичами удалились в один из покоев. Нас, новеньких, ее дочка Варвара подвела к ждавшему мужчине. Костлявый, ссутулившийся, с расползающейся кляксой лысинки на седой голове, в своей расшитой орнаментом юбке и красивой рубашке без рукавов он походил на грустного шотландского клоуна. Глаза смотрели устало и очень по-доброму.
– Школьный распорядитель папринций Люсик, – представился он. – Можно просто дядя Люсик. Любые проблемы в школе, не решаемые другими – это ко мне. Теперь расскажите, кого мне послала Алла-дарительница, да простит Она нас и примет.
– Назовитесь, – шикнула царевна Варвара.
– Царевна Карина Варфоломеина.
– Царевна Зарина Варфоломеина.
Умолкнув, Карина надменно набычилась, сей позой как бы подтверждая немалый статус, а Зарина расцвела в милой улыбке. Все взгляды сошлись на нас с Томой.
– Ангел Тома, – гордо вылетело сбоку.
Что ж, назвался груздем…
– Ангел Чапа, – тоскливо сообщил я.
Глаза папринция взорвались непонятным огнем, словно глазницы переполнены порохом… и быстро погасли.
– Пойдемте, познакомлю со школой.
Варвара, пока не дали новых поручений, тихо исчезла. Для нас папринций Люсик провел экскурсию.
Школа выглядела как цекада – огражденная частоколом территория размером с футбольное поле, похожая на стадион. Внутри – ухоженное травяное покрытие, только у притулившегося к строениям колодца поблескивал прудик-бассейн размером с небольшую лужу. Роль трибун, если продолжить сравнение со стадионом, исполняла жавшаяся к забору вереница жилья и технических строений. Они скалились пустыми проемами окон и дверей – начиная с конюшни по одному краю и заканчивая казармой по вернувшемуся к воротам другому. При нападения извне можно отражать атаки с крыш, соединявшихся между собой в виде общего подковообразного навеса. Зубья частокола одновременно выполняли роль внешней стены помещений. Заостренные бревна поднимались над плоской кровлей на метр-полтора, как зубцы на каменных крепостных стенах. В нескольких местах с поля на объединенную крышу вели грубо сколоченные лесенки типа пожарных. Пупом на ровном месте с одной стороны ворот торчало подобие башенки. Как шляпка незабитого гвоздя в начале подковы. Самая высокая точка школы. Внутри башенки дежурил стражник. Особого усердия он не выказывал, что говорило о мире и спокойствии вокруг.
