Решено, молчу.
Вечерело. Когда оконного света стало не хватать, в дверях кухни появился дядя Люсик.
– В прощание дню повторим святые заповеди, данные нам Аллой-спасительницей, да простит Она нас и примет.
Застучали отодвигаемые скамьи, ладони легли на края столешниц, лица благостно опустились. С короткими перерывами раздалось многоголосое:
– Не сотвори себе идола, ни духовного, ни реального.
– Не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся – помолись.
– Соблюдай закон.
– Почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь.
– Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину.
– Не укради.
– Не произноси ложного свидетельства.
– Не возжелай мужа и дома ближней своей, и другого имущества.
– Алле хвала! – подытожил дядя Люсик, и долгожданный взмах руки отпустил всех с миром.
В потемках ученицы и я разбрелись по комнатам. Халаты со смешными штанами и мягкие «ангельские» чувяки у нас забрали, пришлось осваивать местную традицию ходить босиком. У Зарины и прочих были сапоги, но для ношения обуви здесь, видимо, есть особые дни или некие условия. Меня босоногое передвижение не смущало, а Тома морщилась.
Зарина первой юркнула в восторженно отверзшуюся дверь, поэтому я немного задержался. Карина глянула зловеще-строго, глаза сказали, что она все помнит и не простит. Тома с едкой полуулыбкой-полуусмешкой пожелала спокойной ночи и с грохотом захлопнула за собой дверь. Варвара с чванливой наперсницей-выскочкой, которую она назвала, кажется, Аглаей, скрылись в следующей за моей комнате. Досчитав про себя до десяти, а потом, на всякий случай, еще до двадцати, я вошел. Словно понимая ситуацию, дверь прикрылась бесшумно.
Отвернувшись зубами к стене, укрытая простыней соседка дрыхла без задних ног. Под милое похрюкивание я разделся и впрыгнул в спасительное укрытие лежака.
Сонные звуки смолкли. За неясным шорохом последовал скрип. Я осторожно приоткрыл один глаз. За ним быстро распахнулся второй. Стоя надо мной, на меня глядело маленькое грустное привидение.
– Не спишь? – тихо спросила завернутая в простыню Зарина. – Можно к тебе?
Я даже рта не успел открыть: лежак вскрякнул под лишней тяжестью, бесцеремонно плюхнувшееся тело принялось возиться, устраиваясь с удобством.
Я натянул простыню под самое горло и машинально отпрянул – на самый-самый краешек. Зарина с радостью воспользовалась нежданным подарком, повернулась ко мне, ее лицо приблизилось, в ухо жарко зашелестело:
– Так волнуюсь за сестер… Милослава… Она гордая, не простит.
– Чего и кому? – пришлось поддержать разговор.
– Лисавете. Она следующая за Милославой, на год младше, восемнадцать, а уже три мужа. Милослава разборчивая, у нее всего два. Не берет кого попало. А Лисавете лишь бы выглядеть. И чтоб завидовали. – Ладошки Зарины уютно сложились под щеку. – Лисавета у нас самая красивая. Ее все любят. А она пользуется. Ходили слухи, что ее в наследницы выдвигали. Но мама возразила. Зато сторонников среди войниц и войников у Лисаветы больше, чем у Милославы.
Зарина завозилась в постели. Прядь, случайно упавшая на лицо, была отправлена за ухо. Теперь одна рука Зарины осталась под головой, другая неосознанно крутила в пальцах краешек простыни.
Я высказался:
– Всегда существуют правила, кто должен наследовать. Кто ваш наследник по закону?
– Милослава, она старше. И умнее. Ей и титул-то не нужен, она мечтает о спокойствии в семье, и чтобы другие уважали. За это кому угодно глотку порвет. С ней не пропадем.
– Тогда каким боком Лисавета возбухает? – не слишком этично выразился я.
Зарина будто лимон укусила:
– Сплетни. Разговоры. Домыслы. Вчерашнее покушение очень некстати.
Я устремил взгляд в потолок, пальцы сплелись над животом, ноги машинально скрестились. Меня не трогали перипетии Варфоломеиной семейки, сами разберутся. Пришлось перебить, склоняя тему на более злободневное и мне непонятное:
– Почему мужчины ходят в юбках? Их заставляют, как ты говорила, собственницы?
Зарина хихикнула:
– Зачем заставлять? Представь мужчину и подумай… – Она снова не удержалась от смешка, прикрыв рот ладонью. – Им же в штанах неудобно!
Логично. А против логики не попрешь.
– Папринций – что за должность? – Я опять поменял тему.
– Эй! – негромко раздалось в окне. – Спите? Всю жизнь проспите.
Словно нарисованные, в проеме маячили две головы. Первая, звавшая нас и любопытно заглядывавшая внутрь, принадлежала – я вспомнил имя – Аглае, вторая – Томе.
Всписк Зарины ушел в ультразвук. Взвившийся златоглавый вихрь в мгновение ока перенесся на собственную лежанку. Как по воздуху. При такой скорости я допустил бы даже телепортацию.
О телепортации оставалось лишь мечтать. Движение во тьме не прошло для Томы незамеченным, ее голова исчезла, быстро смененная несколькими другими.
– Полнолуние! – как бы объяснили они, словно что-то объясняя. – Вылезайте, только тихо.
Все были одеты как Зарина. Парад приведений. Закутавшись в простыни с головой, они загадочно блестели выглядывавшими лицами, глаза в лунном свете горели предвосхищением чего-то грандиозного.
Уже готовая, то есть правильно упакованная, моя соседка вскочила с лежака, босые ноги в три шлепка достигли окна. Подхватив ниспадающие края ткани и задирая их по самое не балуй, Зарина ринулась покорять подоконник.
– А ты? – Вскарабкавшись, она испуганно замерла в проеме. – Я без тебя не пойду, мне нельзя, я заложник.
– Сейчас буду, – пообещал я. – Прыгай.
Окно очистилось, снизу донесся приглушенный удар.
Замотавшись по примеру других, я оперся о подоконник правой ладонью и одним движением перемахнул наружу. Едва не задавленная заложница шарахнулась в сторону.
Мы оказались последними. Ученицы двигалась к противоположной стене школы, по ходу вытягиваясь в колонну. Ни свечей, ни факелов. В свете полной луны окружающее было резким и четким. И чуть голубоватым. Хоть книжки читай, которых нет.
Все собрались в затемненной части территории, плохо просматриваемой с башенки у ворот. Принесенным ножом наша вожачка, Аглая, вместе с постоянной напарницей вскрыла дерн, под ним обнаружился съемный щиток.
– Сюда, – скомандовала она.
Лаз в земле был небольшим. На карачках, ругаясь и пачкаясь, призрачные фигуры полезли в нору, путаясь и снова ругаясь. Самые смелые скинули простыни, чтобы на выходе надеть снова.
Хоть и ночь, но светлая. Я отошел к группе, которая не стала дожидаться очереди вниз. Оказывается, имелась и другая дорога. Подставленная лесенка сдавленно хрипела, прогибаясь под ногами взбиравшихся на крышу учениц. Мы с верно сопровождавшей меня Зариной тоже поднялись. Тома с нами не пошла. Проследив, чтобы мы достаточно удалились, она опустилась на четыре точки и в порядке очереди сунула голову в дыру на поле. У нас наверху веселье только начиналось. Ученицы одна за другой разбегались и сигали по ту сторону забора. Сердце остановилось: а вдруг…