Фссст – чвумк. Зубы заскрипели, мозг проклял милосердие как понятие.
Фссст – чвам. Затылок подлетел, испуганное тело попыталось сбежать от несущейся боли. На губах застыл безмолвный крик.
Фссст – чвомс! Последний удар вышел самым примечательным. Девушка вложила душу. Всю душу. Даже немного заняла у семейства.
Я держался только воспоминаниями ночи нашего нашествия на эту деревню. Налет. Обезумевшие вопли. Визжащее звериное стадо, врывавшееся в дома и вытаскивавшее мужиков из постелей. Обратный бег крепостных, несущихся в свои норы, словно зайцы.
– Спасибо, – сказала вдруг девушка, возвращая розгу и почтительно полуприседая.
Остальные деревенские поступили также.
– А теперь… – попыталась Аглая увести внимание от моего нечаянного триумфа.
– Я тоже! – нежданно даже для себя выступила вперед Тома. – Они победили, они пусть и наказывают. Иначе несправедливо!
Смело, широкими шагами, скрывавшими удиравшее из груди мятущееся сердечко, она подошла, заняв место рядом со мной.
– Уйди, Чапа. – Мах ее подбородка отправил меня к нашим. – Моя очередь.
– Тоже ангел, – зашушукались деревенские.
И тоже почти одновременно почтили храбрую девушку.
Тома повернулась к ним спиной, пальцы принялись нервно искать тесемки. Огромные глаза, застывшие в ужасе от творимого, забыли как моргать.
– А я что, хуже? – сделала шаг оставшаяся без пары Карина.
Она презрительно отвернулась от переглядывавшегося стадца учениц и вперевалочку отправилась к Томе.
Я не ожидал. Мое мнение о Карине скакнуло кузнечиком от травы до кроны немаленького дерева.
Феодора с Глафирой взялись за руки.
– Мы тоже. Подделка под справедливость – не справедливость.
Аглая ничего не понимала, ее взор тревожно бегал по ученицам, вдруг посходившим с ума. Одна за другой те выходили на поле. Не прошло минуты, как она осталась в одиночестве. Последней ушла Варвара, виновато пожав плечами. С другой стороны подтягивались к центру крепостные.
– Это невозможно! Вы ответите за это! – визгливо выкрикнула Аглая деревенским жителям, оставаясь под сенью деревьев. – Мое достоинство не позволяет, чтобы меня сек крепостной!
Женщина-вратарь подала голос:
– Можем уважить желание. Пусть ее накажет ангел.
Взгляды, словно копья, воткнулись в меня – единственного, кто оказался под деревьями рядом с ночной королевой.
Аглая много чего хотела сказать. Не сказала. Глаза сузились, превратившись в щелки, челюсть еще больше выпятилась. Резко отвернувшись, наша распорядительница «забавы», как она назвала игру, взялась за штаны.
Прирожденный политик. Оставшись одна, приняла новые правила игры, придуманной не ею. Лучше меньше, чем ничего. Согласившись, Аглая не стала изгоем и осталась лидером на будущее. Отказав – вмиг потеряла бы все, не только авторитет. С зарвавшимися политиками такое часто бывает.
Вырвав у меня использованную розгу, она брезгливо сломала ее о колено, взамен была предложена собственноручно сделанная. Уничтожающий взгляд просигналил: перестараешься – убью! Ее рубаха задралась, и Аглая, опустив пояс штанов на какой-то сантиметр, предоставила мне свободу действий. Нагибаться она посчитала ниже своего достоинства.
Футбольное поле нервно замерло.
И куда же бить? Промахнусь – выставлю себя на посмешище, как неумеху, и весь только что завоеванный авторитет – коту под хвост. Аглая мигом перевернет ситуацию в свою пользу.
– Ниже, – потребовал я.
– Что?! – вспыхнул яростью весь чужой организм. Не будь свидетелей – обратил бы в пепел.
Папа учил меня делать уколы, на всякий случай. Визуально делишь продольной и поперечной полосами каждую половинку, кхм, объекта на равные части и колешь в одну из крайних верхних. Если нужно часто, то по очереди. Ниже нельзя, почему – мне не сказали. Наверное, чтобы запомнил только главное. Я запомнил. С тех пор знал, что если что-то делается строго определенным образом, то нужно повторять без раздумий – пока некое светило в данной области знаний аргументировано не объяснит, что все это чушь и бред, и не предложит нечто лучшее.
– Штаны, говорю, чуть ниже спусти, – пояснил я, – не в поясницу же лупить.
Казалось, что воздух сгустился и потек, потрескивая напряжением. Аглая оглядела следившую за ней тишину. Впервые оказавшись вне общих правил, она панически искала выход – чтоб и достоинство соблюсти, и из системы не выпасть. Система дала сбой. В системе родились новые законы, установленные не ею. А «преступивший закон сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же».
Чудесное правило. У нас бы ввели. Права человека, которые используют в ущерб остальному обществу, состоящему из таких же человеков – бред. Поставило хамло машину на тротуар, перегородило людям или другим машинам проезд – сознательный поступок. Виновник своим решением вывел себя за рамки общества, то есть решил правила социума не соблюдать. Соответственно, такой индивидуум оказывается за правилами, в том числе – в плане безопасности. Можешь ему шину проколоть, лобовуху разъедренить, а самого пристрелить – все только похлопают: молодец, восстановил справедливость. С твоей стороны это уже не хулиганство, не порча имущества, не убийство, а именно справедливость.
Красота.
Размечтался.
– Да сколько угодно. – Аглая запальчиво сдернула штаны под самые ягодицы. – Подавитесь.
Она разбиралась в местном мироустройстве лучше меня. А делать правильные быстрые выводы ее учили с детства.
Я отшагнул вбок и примерился. Размах, свист…
Аглая машинально качнулась вперед, но мужественно выпрямилась. Белизну, разделенную естественной ложбинкой, перечеркнула горизонтальная полоса. Округлость превратилась в жуткий крест – как цель в прорези оптического прицела. Роскошный вид, что в другое время заставил бы стыдливо отвернуться, сейчас вызвал злость. Как тем крепостным, мне случайно подкинули право на восстановление хоть какой-то справедливости. Поставить заносчивую девицу на место. Воздать по заслугам. Как минимум, отомстить за Елистрата, так же стоявшего перед ней и не имевшего возможности возразить.
Две женственные ямки на пояснице казались глазами, выпиравший копчик – носом, а оставленная мной поперечная отметина – ухмылявшимся ртом. Я не стал себя сдерживать. Резкий, как вой падающей бомбы, жалящий свист отдался в ушах небесной музыкой. Очередная – сначала ярко-белая, но быстро налившаяся алым – полоса наискось прочертила вздернувшуюся плоть. А тонкий прут вновь медленно и неотвратимо поднимался.
На этот раз вскрик не удержался за зубами, Аглая испуганно оглянулась на меня.
Что, получила за все хорошее? За притесняемых учениц, за унижение войников, за высокомерие и эгоизм… получите еще!
