– Сам понял, – признался я. – А можно еще спросить?
Остался вопрос номер три, самый главный. Грудь распухла от набранного воздуха, и, когда терпеть стало невмоготу, а отступать поздно, я выдал:
– У вас есть воздушный шар?
Сначала собеседник изумился. Затем его лицо затравлено оглянулось на окно, а подпрыгнувшие брови сползли обратно, встретившись друг с другом на бывшей нейтральной территории:
– Шарился у меня ночью?
– По приказу Аглаи.
Кажется, в глазах папринция мелькнул испуг:
– Она в курсе?
Я помотал головой.
– Тогда скажу одно, – медленно произнес он, как бы ставя точку в разговоре. – Нескоро, но… однажды мы с тобой очень поможем друг другу. И наши мечты сбудутся. Но это произойдет, только если ты останешься жив. Поспособствуй этому максимально. Иди.
Вернувшись к себе, я неспешно разделся, потянулся, сделал несколько махов с приседаниями. Легким усилием убранный на место лежак вновь притиснулся ко второму, тело блаженно вытянулось сверху. Вот он, рай – когда хорошо здесь и сейчас. Скоро мое чудесное одиночество скрасит образцовая соседка-обаяшка, и станет совсем здорово.
Образцовая – не зря сказалось. Даже некоторая болтливость Зарины шла на пользу – мозг получал пищу для размышлений. Ненапряжная, простая, красивая… что еще нужно молодому человеку от случайной попутчицы, волей случая навязанной в соседки? Как наяву проступил ее чеканный силуэт на фоне луны перед последним покушением. Неужели раньше я не замечал, что она такая красавица? Зарина. Заря. Зорька. Зоренька. Солнышко. Наивная, доверчивая, ласковая, общительная, обаятельная, очаровательная, шаловливая, нетерпеливая, неподражаемая… Нескучная. Лучистая и сияющая, как звездочка в ночи. Иногда по-детски беззастенчивая и бесцеремонная. Но очень мило бесцеремонная и, к моему стыду, столь легковерно, но привлекательно беззастенчивая… Всегда жизнерадостная. Невероятно заботливая. Последнее даже сравнить не с чем. Разве что с мамой.
Только не выдать бы себя ненароком, чтоб не разрушить привалившее счастье.
Сквозь сон проник визг родной двери. Вспыхнула внутренняя лампочка тревоги.
Мозг сработал как часы. Машинально вскинутая ладонь убедилась: я укрыт. Засыпая, я натянул простыню автоматически. Хороший рефлекс.
Ресницы шпионски приотворились: ничего необычного, это Зарина, как и предполагал, вернулась с дежурства. Последовал мгновенный поворот спиной к ее лежаку, чтобы она видела: сплю. Не кантовать.
Зря. Зарина поняла, что разбудила.
– Уф, под вечер зябко стало, – принялась она разговаривать с телом, которое только притворяется спящим.
Шаги двинулись по кругу. Снимаемые латы поочередно звякнули на табурете, и моя чудная соседушка вернулась к своему месту.
– Подмерзла. Можно погреться?
Подвернутая под меня простыня с усилием поехала в сторону, вытащившая ее Зарина собралась нырнуть внутрь.
Миссия в опасности! Мои уши могли плавить металл. Как Зарина не видела их разорвавшего тьму пылающего света?
– Нет! – вскрикнул я, отталкивая непрошенную гостью задом и запахиваясь обратно.
– Жадина-лошадина, – обиженно проговорила Зарина. – Я бы пустила. Мы с Кариной все время друг дружку грели, пока жили в одной комнате.
Отвернувшись, она быстро успокоилась, носик размеренно засопел.
Не знаю, сколько прошло времени. Грезы, в которых я витал, наполняли жизнь смыслом, а смысл – жизнью. Чудеса происходили, мечты сбывались, и это было божественно. Проснуться заставило странное ощущение. Что-то происходило. Что-то неправильное. Настолько неправильное, что я даже проснулся, а такое бывает нечасто. То есть, вообще в первый раз.
Быстрый взгляд на дверь: закрыто.
На окно: ничего. Ни движения, ни звука.
Вбок: второй лежак пуст.
В ноги… Вот!
Стоит, не шелохнется. Как статуя. До боли знакомое приведение, обмотанное простыней. Голые ноги – на полу, уже порядком подмерзшие. И над всем этим – невыносимо круглые глаза Зарины. С непередаваемой смесью смертельного ужаса и всеми силами сдерживаемого восторженного безумия.
– Ты… мальчик?!
Якорный Мамай! Сон сдуло. Ладонь быстро прикрыла предательски облегавшую простыню.
В ошеломленном девичьем взгляде проносилось и боролось столько всего, что восприятию и осмыслению уже не поддавалось. Зарина бледнела, краснела, отказывавшие ноги подрагивали, глаза закатывались в трансе, вспомнив что-то ужасное.
– Как же… – с огромным трудом, словно ворочая гору, вымолвили трепетные губки, тут же закушенные до крови.
– Пойдешь докладывать? – Я мотнул челкой в сторону цариссиной половины.
Метания в глазах Зарины сузились до одной озвученной мысли:
– Должна. – Ее лицо поникло, ноги совсем подкосились, взъерошенное тельце плюхнулось попой на лежак. – Не знаю. Ничего не знаю.
Зарина обняла плечи обернутыми простыней руками и принялась медленно раскачиваться.
– Так это правда? – В ней еще жила бессознательная надежда, что морок развеется и все станет по-прежнему.
– Не веришь? – понял я.
– Как в такое… – Ее взгляд трусливо прыгнул туда, где лежала моя ладонь. – То есть, ты подтверждаешь? Это не шутка? Ты действительно…
– Показать?
Получилось грубо и не смешно. Зарина отшатнулась.
– Что теперь делать? – вылетело из ее вытянувшихся губ.
– Твоя рассказанная на уроке история оказалась не сказкой. Заколдованные принцы существуют. Можешь убедиться собственными глазами.
Она смущенно отвернулась.
– Убедилась. А ты?! – прорвало ее. – Хожу такая, ничего не подозреваю, переодеваюсь, помочь мыться прошу… Не мог сказать?! Намекнуть как-нибудь, прекратить мое отвратительное безобразие…
– Почему же отвратительное? И как ты это себе представляешь? «Я как бы девочка, но веди себя со мной, словно я мальчик», так? Припомни: я всегда отворачивался. Всегда! Если получалось – останавливал. Делал со своей стороны все, что мог.
Зарина вздохнула. Краска отлила от щек. Пальцы принялись задумчиво мять друг друга так, что похрустывало.
– Что же делать? – в очередной раз спросила она.
– Если не собираешься сейчас же бежать к цариссе, то спать.
На эту минуту – самая вменяемая и полностью устраивавшая меня идея. Спать. Завтра, на свежую голову, искать выход, бежать, сражаться или не знаю что. Это будет завтра. Сегодня давайте поспим. То убить пытаются, то смертью грозят, надоело. Даже у Бога был выходной.
Здесь не было, напомнила зловредная память. Вместо заповеди «соблюдай субботу» неведомая Алла ввела формулу «соблюдай закон».
