– Этому средневековью?! – Томин взор запылал. Теперь он был направлен в меня. Тот единственный глаз, не скрытый челкой. Глаз-лазер. Глаз-клинок. Глаз-ядерный взрыв.
Пришлось объясняться.
– Завидую их честности. Любой проступок для них – ЧП. У нас он в порядке вещей, у нас гадостями в отношении общества гордятся. Подростки бравируют. Взрослые не стесняются. Хочется другого. Кардинального. Как здесь.
– Как здесь?! Здесь – никаких прав человека! Наш человек достоин лучшего из завоеваний цивилизации, и я говорю не о технических. В мире победившего варварства он не выживет.
– Потому что ему с детства твердят про права. Здесь учат обязанностям. У нас права человека выше прав общества, здесь наоборот. Честно скажу, второе мне нравится больше.
– В таком вот виде?! – продолжила Тома накручивать себя.
И меня.
– Ни в коем случае. Нужно многое поменять. Менять мир в лучшую сторону – главное предназначение человека. Почему бы не заняться, раз уж время появилось?
– Изменить мир…
Тома умолкла, как чем-то стукнутая, и медленно подняла на меня серьезное лицо. Оно горело невероятностью пришедшего в голову, челюсть едва не падала, удерживаемая лишь для того, чтоб поделиться со мной безумной идеей:
– Может быть, нас переместили сюда именно для этого?
Я поперхнулся:
– Кто?
Резко поднявшись, Тома села посреди лежака.
– Допустим, Алла.
– Веришь в местные россказни?!
В ответ – задумчивое искривление губ и осторожное продолжение собственной мысли, а от моего восклицания Тома просто отмахнулась:
– Некто свыше. У нас Он тоже известен под этим именем, только как он.
Всевышний послал нам это испытание? Возложил миссию? На первый взгляд – чушь и бредятина. На первый. На второй: если все же да, то почему выбраны мы, которые, как говорится, ни в зуб ногой и никаким боком?
– Предлагаешь выйти в народ: мол, ангелы Василиил с Тамариилом принесли вам благую весть, так, что ли?
– Не смейся, – серьезно сказала Тома. – Если Он прислал нас разгрести эту кучу навоза и наставить заблудшие души на путь истинный…
– Нас? Тебя и меня?
– Почему нет?
– Мы не первые ангелы здесь.
– Прежние не справились.
В горле пересохло: прецеденты хорошо известны. Описаны в святых писаниях почти каждой религии.
– Теперь Он надеется на нас… – закончила Тома и закрыла лицо ладонями.
Такой ответственной я ее еще не видел.
Впрочем, Томы хватило ненадолго:
– Как думаешь, такое возможно?
– В мире возможно все, особенно невозможное. Знаешь… в Стокгольмском музее хранится шлем Ивана Грозного, изукрашенный арабской вязью: «Алла, Алла, Алла…»
– Хочешь с-сказать… – Новая догадка ошеломила Тому до заикания. – Мы в т-тех временах?
– Вряд ли, – убежденно сказал я. – Это не Земля. Точнее, не наша Земля. И не наше прошлое. За выверты священных текстов от «не убий, кроме…» и до не знаю чего, наши предки их на кусочки покромсали бы. И нас заодно. А местные здесь, как видишь, цветут и пахнут.
– Плохо пахнут, – заметила Тома.
Она сложила ноги по-турецки. Я приподнялся и сел так же.
– И Малик, который не афишировал свое вероисповедание, здешнюю религию на дух не переносил, – напомнил я. – Видела, как его корежило? Явно не фанатик, но местные духовные заскоки для него как обезьяна для человека – гнусная пародия, забава шайтана. Думаю, если бы некто всемогущий кого-то послал, то, скорей уж, того же Малика, как более способного на масштабные деяния.
– Не говори за Него. Если однажды остановились на плотнике и пастухе, почему теперь не выбрать школьников?
– Потому что выбора больше не будет, последний уже был, нам осталось только жить по совести и в меру возможности бороться с несправедливостью.
– А я о чем говорю? – обрадовалась Тома. – Разнести в клочья местную дурь – разве не справедливо?
В коридоре начались разброд, шатания и необычное для такого времени брожение. Мы что-то пропустили? Выглянув, Тома перебросилась с кем-то парой слов, дверь вновь захлопнулась.
– Из-за гостей купальный день проводят на день раньше обычного. Все равно воду нагрели, вот и решили объединить, чтобы завтра еще раз не мучиться. Первые комнаты уже помылись, очередь подбирается к нам. – Она опустила взгляд.
– Чапа, Тома! – раздалось в коридоре.
Мы вздрогнули и синхронно втянули плечи и головы. Ох, и скользкие же моменты: купание, уборная, сон. Постоянно подкидывают подлянки. А мы решай. Чем больше конфузливых ситуаций, тем напряженней отношения. Мы уже не дети. Хочется простоты и свободы. А мир не позволяет.
– К Варфоломее! – закончил посыльный.
Два мощных выдоха одновременно спустили запас застрявшего в легких воздуха – с шумом и поднятой между лежаками пылью, заставив особенно яркую пылинку метаться в разные стороны, отчаянно сопротивляться и, в результате, остаться на месте, смирившись с равной силой встречных ветров.
Исподлобья мы глянули друг на друга… и одинаково подавились похожим смешком. Отчего оглушительно заржали, напугав девочку-посыльную, и к Варфоломее прибыли веселые, румяные, едва не держась за ручки, как первоклашки. Ученица, приведшая нас, мгновенно умчалась. Варфоломее предоставили кабинет папринция. Кровать еще не установили, но письменный стол из помещения уже вынесли. На стуле со спинкой сидела сама царисса, дочки стояли по бокам. Мужья, которых я заприметил при прибытии, отсутствовали. Видимо, разговор пойдет о нашем, о женском.
Кивком поприветствовав, мы с Томой остановились при входе.
Взгляд Варфоломеи напоминал раскаленный прут. Так он ощущался в тех местах, которых касался.
– Хороши. Мне так и говорили. – Она закончила, наконец, нас рассматривать. – Что скажете про них, дочи?
Подбоченясь, Карина, как старшая, выдала первой:
– Тома еще многому должна научиться, но учиться она умеет. Главное, что внутри – настоящая. Стержень есть. А Чапа… – ее взгляд скептически пробежался по мне, – верхушек нахваталась. Многое дается легко, оттого мало усердия и непонятное будущее.
Любопытно. Не ожидалось от воинственной девицы столь трезвой оценки. Но это ее субъективное мнение. Что скажет моя солнечная соседушка, чей лик затмила черная туча непонятного происхождения и содержания?
Зарина опустила глаза, по щекам расползлись красные кляксы.
– Карина все правильно сказала, – донесся тихий голосок. – Тома хорошая, но пока мало умеет. Зато быстро наверстывает. Чапа… тоже быстро учится. Очень способ…ная. В чем-то уже равна Карине.
