– Прочти.
Он протянул кусочек кожи с начертанной витиеватой кириллицей фразой «Алле хвала».
– Алле хвала.
– А сколько бойников в моем отряде?
Бойниками, как уже стало понятно, он называл копейщиков в белых балахонах.
– Восемь. – Я сразу поправился: – Без командира.
– А если бы их было в три раза больше?
– Двадцать четыре.
Мгновенные ответы, выданные без раздумий, вызвали почти детский восторг:
– А если половину убьют?
– Двенадцать.
Довольная улыбка расплылась по бородатой физиономии царевича:
– Вас ждет великое будущее.
Если это экзамен – мы попали куда надо. Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов, Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю когнитивный диссонанс, осциллограф, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.
По траве зашлепали шаги: вернулась Тома. Чистая, довольная. Бойники понесли к воде матерившегося Шурика, он требовал не кантовать, а бросить и дать умереть спокойно. И Малика захватили – мыться и помогать мыть Шурика.
Местные жители оказались мастерами на все руки. На костре, с которого уже сняли котел, некоторое время прокаливались бронзовые иглы, затем из мешка достали чем-то пропитанную вонючую нить. Отмытого Шурика водрузили на место и принялись споро зашивать ему рваные раны, не обращая внимания на вопли и конвульсивные дергания.
– Если это медицина, тогда что такое бардак? – орал Шурик. – Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?
– Есть кое-что лучше, – хмыкнул наблюдавший за процессом Малик.
Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.
В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного, ладони взяли бесновавшегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы… Губы впились в неистовствовавший рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили… и еще раз нежно поцеловали на прощание.
Тома виновато оглянулась на меня:
– Он так кричал…
Я пожал плечами. С какой стати осуждать, кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от такой же анестезии?
Малику на время мытья развязали руки, правда, приводить себя в порядок ему пришлось под направленными в лицо копьями бойников. Он сделал себе перевязку с небольшим количеством местного обеззараживателя. Его вновь связали.
Отходивший от операции Шурик теперь с видом усталого патриция возлежал у костра.
– Что скажете за наше прошлое? – полюбопытствовал он. – Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.
– Переведи, – попросил я.
– Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.
– Тоже переведи, – вновь потребовал я.
– Да, – включилась и тут же смущенно выключилась из разговора Тома.
После внезапного порыва она старательно не смотрела в сторону одессита.
Ей Шурик отказать не смог. И тоже смутился.
– Это типа поговорки «горе не беда». Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.
Тут Шурик увидел подтаскиваемый ему под бок долгожданный котел:
– Что у нас на жидкое?
Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Любую. Как же я ошибался!
Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем, оттащив котел от раненого, бойники.
– А мяса здесь не водится? – Быстро насытившийся Малик поводил ложкой в котле, разыскивая что-нибудь более основательное.
– И я бы не отказался, – мечтательно закатил глаза Шурик.
Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, я ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.
Бойники, к тому времени достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.
– Мяса?!
– Одно слово – черти, – презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом он глянул на солнце. – Наша задача – дойти до башни без ночевки. Запас времени пока есть, но лучше поторопиться.
Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников – он отправился к злополучному дереву с вещами и флагами. Через минуту второй флаг был спущен, отныне над лесом гордо реял один первоначальный.
Остальные бойники тоже поднялись. Они восстановили набор первой необходимости для снизошедших ангелов, остатки провианта и котел уложили в мешки, в другие упаковали добычу в виде шкур – не пропадать же добру. Бойники взвалили поклажу за плечи, и колонна двинулась сквозь лес.
Четверо несли Шурика, еще один приглядывал за Маликом, который при всем желании ничего не сделал бы со связанными руками. Конец длинной веревки охранник намотал себе на руку. Еще один плелся позади меня и Томы. Двое шли сбоку по сторонам, следя за окрестностями. Царевич то вырывался вперед, то отставал, то грациозно гарцевал рядом с нами.
– Сверху! Сюда!
Крик издал бойник левой стороны. Как он разглядел что-то в непробиваемой листве чащи, осталось неизвестным. Наверное, жизнь заставила. Точнее, навязчивое нежелание умереть.
Если бы сверху была опасность, команда, я уверен, последовала бы другая. Дерево, куда указывал сигнальщик, окружили. Три бойника разошлись спиралями, прочесывая округу, остальные заняли круговую оборону.
Больше никого не обнаружили.
– Спускайтесь! – громко объявил Гордей в густую листву.
Их было двое. Парочка в нежном возрасте, но однозначно старше меня и Томы. Сначала они сбросили нехитрое имущество – две холщовые котомки, затем спрыгнули сами. Оба в самопальных кожаных сандалиях, девушка – в штанах и жилетке из типичной для здешних мест серой дерюги, парень – в балахоне до колен. Я даже сказал бы, что в сарафане, если бы он не был парнем. Оба – светловолосые, светлокожие и какие-то светящиеся изнутри. Так показалось. Наверное, потому, как они бережно относились друг к другу и как смотрели влюбленными глазами. Со страхом, практически с ужасом от того, что их заметили, и притом – с любовью. Которая выше страха и прочего. Они мне понравились.
Их заключили в кольцо из копий, один из бойников вырвал у них из рук котомки и грубо выпотрошил. Внутри оказались продукты и дырявое покрывало. Одновременно парня опрокинули наземь, лицом в землю, сарафан сорвали. Вспомнилось: у древних греков такой мешок без рукавов с отверстиями для рук и головы назывался туникой. Вот и здесь без той простейшей конструкции не обошлось. Где «здесь»? Хороший вопрос. Правильный вопрос. Просто чудесный. Полжизни отдам за ответ.
