– У меня нет сестры, – заявил я категорично.
– Как тебя звали по-настоящему? Имею в виду не имя, которое дала Тома.
«Вася» выдало бы меня с головой или навело на размышления. Выдумать новое не было времени.
– Мухин, – выплеснул я истинную правду.
И не соврал, и не забуду, если придется где-то повторить.
– Твою маму звали Муха?
Я едва не поперхнулся, ноги при этом чуть не соскользнули в пропасть, кашель встал в горле комом.
– Нет.
Глаза Варвары округлились:
– А как?!
Подходили другие ученицы, располагались неподалеку. В разговор они не вмешивались, но прислушивались очень внимательно.
– Елена.
– Почему ты не Еленин?
Так шпионы и проваливаются.
– Я Еленин. Я… Мухин Еленин.
– А-а, – протянула Варвара.
– Можно просто Муха, это мое старое прозвище. Но лучше Чапа. Уже привык. – Я поднялся. – Идем дальше.
Руку, протянутую Варваре, она приняла с некоторым удивлением. Помогая ей встать с края обрыва, я обругал себя последними словами. Снова прокол. Не лезть когда не просят – когда запомню?!
– Вот эта трава съедобная. – Махом головы я указал девочкам под ноги и, сорвав первым, принялся жевать сам.
Остальные присоединились. Восторгов не выказывали, но жалобы на голод временно прекратились.
Благодаря разлитой вокруг сырости воды никто не просил. Уже хорошо. Плохо, что начинало темнеть. Я вглядывался вперед, насколько позволял туман. Даже стойкие человолки в горах мерзли. Нужно спускаться к ближайшей нормальной зелени.
На следующем уклоне я перенаправил растянувшуюся колонну:
– Сюда.
– Вниз?! – не поверила Варвара.
– Надо.
Вниз двигались с радостью. Ветер утих, становилось ощутимо теплее. Нет, неправильная формулировка. Не теплее, а не так холодно, как было. В глазах насмерть уставших девчонок зажглись огоньки надежды.
Облако закончилось внезапно. Под нами расстилалась каменная пустыня, в левой части которой виднелся обрамленный скалами лесок. Я указал на него:
– Наша цель.
Чужих вокруг не было. Если рыкцари шли за нами, то, скорее всего, мы с ними разминулись. Или они прекратили погоню. Им тоже нужно где-то ночевать, а потом спасаться от войск Верховной царицы. Я почти уверился, что мы спаслись, но рассудок сразу напомнил, что с такой уверенности начинаются девяносто девять процентов всех бед в мире.
Темнело быстро, как всегда в горах. Теперь никто нас не увидит – тьма заменила туман.
– Что в том лесу? – полюбопытствовала Варвара.
– Ночлег без проблем для здоровья.
– Там пещера?
– Ты ночевала в цекаде?
– Конечно.
– Там пещера?
– Там… а-а, понятно. Мы будем спать на земле, а деревья будут играть роль забора. Одно но. Сейчас зима.
– Уже? – поразился я.
Как время-то летит. Глядя на погоду, даже не подумаешь. Хотя… Полнолуние, которого боялся Фрист, должно было выпасть… то есть выпало… так-так, я ведь однажды подсчитывал… на тридцатое ноября. И прошло еще… Банан ему в сфинктер, а ведь точно зима.
– Декабрь, – подтвердила Варвара. – В цекадах выдают одеяла, от дождя ставят навесы.
– Если у тебя с собой есть одеяло и навес – можешь пользоваться, не возражаю, – проворчал я.
Варвара насупилась и отстала.
В лес мы почти вползли. Ноги заплетались и не держали, головы гудели от долгого недосыпа, желудки исполняли арии.
– Рубите ветви и накидывайте в кучу, – распорядился я.
Уставшие руки не желали исполнять приказ мозга. Одна ученица чуть не рубанула себе по колену. Треск, хруст и свистящие взмахи перемежались охами и стонами. Девочки – не дровосеки, увы. А мечи – не топоры.
Кое-как справились.
– Ты уверен, что костер нас не выдаст? – чуть ли не с издевкой осведомилась Варвара.
Дураку понятно, что огонь на склоне горы заметен отовсюду.
– Уверен.
– А я считаю, что костер видно издалека.
– И я считаю, что костер видно издалека.
Варвара застыла в ступоре.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Поэтому Тома назвачила командиром меня.
Я равномерно раскидал ветви длинной лентой между двумя крупными деревьями, на которых, вообще-то, можно было сплести гнездо, но сейчас не до фантазий.
– Теперь засыпьте листьями.
Пока большинство сыпало, собирало и снова сыпало, оставшиеся со мной во главе рубили еще, чтоб укрываться. Наконец, я скомандовал:
– Хватит.
– Наконец-то. Как ложиться?
– Как хотите.
Девчонки упали вповалку, мешая друг другу – кто вдоль, кто поперек. Ну, дети малые. Все нужно объяснять.
– Один индеец под одеялом… – начал я и врезал себе внутреннего тумака по мозгам.
Поздно. Сразу раздалось:
– Индеец – это кто?
– Человек, в выборе между просвещением и своей землей принявший неправильное решение и потому истребленный во имя гуманизма. Неважно. В общем, один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают.
– Почему? – с великой непосредственностью донеслось сбоку.
– Греют друг друга!
– У нас же нет одеяла.
– Будьте одеялами соседу. Сверху прикрывайтесь разлапистыми ветками, теми, где листвы побольше. Грейте, грейтесь, спите. Красивых снов!
Я улегся под деревом, с самого краю десятиметрового ветвяного настила. Места хватит всем, даже с запасом, если расположиться правильно. Варвара, как старшая, взяла на себя функцию мамочки: укладывала, поправляла, накрывала, советовала. Постепенно разместились все. Около меня легла Кристина, к которой с другой стороны тотчас прижалась продрогшая Клара. Кристина вздохнула и обняла Клару. Я отвернулся к дереву. В образовавшуюся сзади щель тут же втиснулась освободившаяся Варвара и оплела меня собой сверху донизу – ногой забралась мне на бедро, рукой вокруг плеча обхватила грудь. Никакого почтения к чужим невесторам.
– Там девочкам не холодно? – грубовато бросил я назад, намекая, куда лучше приложить излишнее усердие.
– Ты сказал – будьте одеялами соседу. Я нашла единственного соседа, остальные – соседки.
– Не цепляйся к словам.
– А к чему цепляться?
Вот же, колючка верблюжья.
Ее вторая рука продралась снизу сквозь ветки мне между шеей и скулой и замкнула кольцо.
