– Твоя самка в опасности.
Я вскочил:
– Что с ней?
– Вылазь, увидишь.
Это был Дрыкан. Теперь хранитель со мной разговаривал. Произошло что-то такое, что я вдруг понадобился. По всем правилам торга нужно было заартачиться, выбить условия получше…
А конечности уже перебирали веревочные поперечины, неся меня вверх.
Конвоиры сегодня были другие, судя по рисункам на лицах. В остальном тот же сценарий. Меня повели во дворец. В центральном окне над забором маячила тонкая обнаженная фигурка.
– Как при твоем уходе вскочила, так и сидит. – Дрыкан торопился. Я едва успевал за ним, хотя тоже не медлил. – Если приблизимся – готова прыгнуть. Говорить не хочет. Вечный сказал не трогать и с утра послал за тобой.
Проходя вдоль озера, я отметил массовое движение с другой стороны. Сплошь мужчины. Все той заозерной неправильной раскраски, то есть с черными лицами в белых узорах. Многие десятки, если не сотни, людей двигались к запертым воротам моста.
Отсюда приблизился часовой. Часовой другой стороны тоже встал у засова, не спеша открывать, чернолицые скопились вокруг него угрожающей массой.
Не было произнесено ни слова. Напряженная толпа молча дождалась появления дрыканоподобного монетоносца, и тогда перекладина полетела на траву. Хранитель стал пропускать мужчин по одному, при этом сверялся с некими письменами на свитке, сделанном из мешкоподобного полотна. Ну да, из чего же еще. Кожи нет, бумагу тоже никак не придумают. Помочь, что ли?
С нашей стороны тоже открыли и теперь придирчиво оглядывали выходящих. Чернолицый поток двинулся в сторону каменных жилищ.
– Куда они? – Учитывая ситуацию, я рассчитывал на ответ.
Не зря.
– По домам.
– Откуда?
– Оттуда.
Вынужденная доброжелательность Дрыкана иссякла. На входе в спрятанный в горе дворец меня приняли под присмотр красноюбочные краснорожики, в сопровождении хранителя доведя до главного зала.
Тома сидела в проеме.
– Чапа! – Порыв броситься ко мне едва был сдержан. – Нет, не спущусь! Я им не верю!
Из дальнего коридора появился Фрист. Привычное облачение, обычное настроение. Ничего из ряда вон выходящего в ситуации он не усматривал. Его это, скорее, забавляло: мы сумели принести разнообразие в череду серых будней. Вспомнилось, как в троллейбусе кто-то рассказывал соседу: «Вчера показывали "День сурка", там у мужика каждый день как вчера. Ты почему плачешь?»
– Хорошая у тебя подружка. – Правитель сонно потянулся. – Верная.
– Вы по-прежнему не верите, что мы люди? – громко спросил я.
– Ровзы не люди, – ответил за Фриста хранитель.
– В таком случае обвиняю Вечного Фриста в грехе зверолюбия!
Дрыкан побелел сквозь свою располовиненную черно-белую окраску. Фрист мягко усмехнулся:
– Ты всерьез решил, что эта мелкая самочка может быть интересна мне как женщина? За такую мысль тебя надлежит сжечь. Даже за направление мысли в эту сторону.
– Готовить костер? – Дрыкан довольно попятился к выходу.
– Подожди. – Фрист сложил руки на манер известного в девятнадцатом веке жозефила. – Я еще не все узнал, что хотел. Самку можете забрать, пусть работает со всеми. Наказывать не надо.
– Тома, не спускайся, – сказал я, продолжая смотреть в лицо божка в драном халате. – Это обман.
– Вечный Фрист никогда не обманывает, – осторожно сообщил Дрыкан, так и застыв на выходе.
Фрист укоризненно покачал мне головой:
– Жаль, что каждый судит по себе. Что ж. Предлагаю распространить наш вчерашний договор на самку. Даю слово, что ей не причинят вреда, пока договор в силе.
– Не устраивает, – сказал я, увидев радость в глазах Томы. – В любой момент вы можете сказать, что договор больше не действует. Или даже не говорить. Поверьте, я наслышан о многих правителях, для которых личная или, как они ее понимали, государственная выгода была важнее каких-то там словесных или даже собственноручно подписанных сделок с кем-то, не говоря о том, что подписали предшественники на том же посту.
Дрыкан ждал окончания переговоров. Я чувствовал, как ему не терпится разобраться с нами по-своему. Он не понимал, почему великий правитель терпит хамство возомнившего о себе дрессированного животного.
Взмах властной руки успокоил его, а повелительный голос сообщил с некоторой торжественностью:
– Хорошо. Ей не причинят вреда до момента, когда мы всех вас отпустим.
– Только до? – насторожился я.
– Вообще не причинят.
Вот переговоры и закончились.
– Мне спускаться? – Голос Томы дрожал. – Я всю ночь здесь. Устала, замерла и проголодалась. И… и наоборот.
– Я не ставлю условий. – Немигающим взглядом я практически прожег в глазнице Фриста сквозное отверстие и мысленно посыпал его солью. – Готов сотрудничать без всяких условий, но буду рад, если Томе окажут все необходимые услуги: накормят, напоят и прочее. И дадут сегодня выспаться.
Я как бы ничего не требовал. Это оценили. Взгляд Фриста поблагодарил меня за то, что не пришлось выкручиваться перед хранителем в вилке между условностями и потерей небывало забавного информатора.
– Дрыкан, обеспечь. Теперь я хочу спросить…
– Мне спускаться? – вновь перебила Тома из проема.
Я взял ответственность на себя.
– Да.
Большего при всем желании не добьюсь.
Тому увели.
– Существуют ли в твоем мире заповеди?
– Двух видов, – ответил я, подходя к окну.
Морщинистый властелин долины встал рядом. Мы посмотрели, как Тому сопроводили обратно в сторону каменной ямы. Только тогда собеседник осведомился:
– Почему двух?
– Для разных людей. Одни верят в Него, другие – в Неё.
– Во что веришь ты?
– Почитай отца твоего и матерь твою, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не произноси ложного свидетельства, не желай жены и дома ближнего своего, и всего прочего…
Фрист почесал мочку уха.
– У нас так же, – сказал он задумчиво. – А что внушила большинству лжебогиня?
Я попунктно перечислил хорошо вдолбленное в школе царевен. Старик внимательно выслушал.
– Почитай только мать? Не возжелай мужа и дома только ближней своей? Не убий, если?
Впервые мы посмотрели друг на друга как единомышленники.
– Нужно рассказать хранителям. – Фрист снова в задумчивости потер пальцами ухо. – Хороший повод разнообразить проповеди и дать людям возможность перемывать косточки кому-то другому.
