Мы оба глядели в окно, где какой-то туземец полез в кострище. Останки Шантея небрежно перекочевали в мешок, мешок отправился за плечо туземца, а тот вместе с мешком – в сторону леса.
– Не в пещеру случайно?
– Да, это хоронитель. – Во взгляде правителя удивление сменилось подозрительностью: – Откуда знаешь о последнем пристанище?
– Нашли в поисках еды.
– Внутрь заходили?
– Невозможно. Пахнет плохо.
– Жаль.
– А что там дальше? – насторожился я.
– Как раз хотел спросить.
– Вы, властелин долины, не знаете, что находится в расположенной у вас пещере?
– Когда дух Вечного Фриста вселился в последнее тело, пристанище было давно непроходимо.
– Почему дух не сообщит телу, что находится за непроходимостью?
– Не богохульствуй. Дух превыше земного. Он передает божью искру, а не мысли предыдущего носителя.
– И, как правителю, вам не интересно, что находится на вверенной территории? А если – несметные богатства?
– Зачем? – Фрист поморщился. – Богатство отвлекает от мыслей о божественном и вводит во грех. Легче канат вдеть в костяную иглу…
– Чем богатому войти в царствие небесное, – закончил я знакомую мысль.
Давным-давно, в прошлой жизни, в одной из телепередач рассказывали, что на старинных парусных судах толстый канат называли верблюдом. Здесь мореплаванием не пахло, потому канат остался канатом.
– Знаешь святые тексты? – Фрист вынул левую ступню из тапка и пяткой потер бледную волосатую лодыжку правой ноги. Еще бы в носу поковырялся. Ну и манеры у местного царька. – Любопытно. Может быть, ты действительно из высших?
Помолчу. Пусть накручивает мне сан повыше, это лучше для возможной торговли. А она будет, даже не сомневаюсь.
Сделав шаг в сторону, чтобы проследить за уходящим вдаль хоронителем, я кивнул на удалявшиеся останки зверолюба:
– В пещере только грешники?
– Там все. Мертвые снаружи, а старые, немощные и больные уходят вглубь.
Вон оно как. Воображение дорисовало картинку, как достигается радостный вид здорового общества. Плечи гадливо передернулись.
– Никто никогда не возвращался, – добавил Фрист с чувством неоправданных ожиданий.
– А спросить у вознесшихся душ не пробовали, а, Святой и Вечный?
Я снова нарывался, кусая вождя в больное место. Фрист не успел отреагировать на мою выходку. Из левого выхода, что, по логике, выводил на зазаборную половину, осторожно появился один из хранителей. Широкое тело распростерлось ниц.
– Что, Мамон?
– Еще два члена племени хотят стать полноценными и приносить пользу.
Брови Фриста скользнули вверх:
– Такими темпами во дворце старых работников не останется.
– Сказать, что рано?
– Еще чего. Зови. – Правительственный взор остановился на мне. – Стой здесь, не мельтеши.
Фрист запахнул халат потуже, ноги тверже вделись в чувяки и вознесли обладателя на трон.
В сопровождении хранителя Мамона вошли, пугливо озираясь, две девочки. Или девушки. Под слоем грима не разберешь. Маленькие, тоненькие, щупленькие, одна в женском плане развита чуть сильнее. Раскраска – как у всех детей из-за забора и мальчиков-подростков с нашей стороны: черно-белые полосы и равномерные узоры. Одежда тоже подростковая: местный вариант пончо. Но южноамериканское пончо – верхняя одежда, а здесь она была единственной. Ткань – бесцветно-серая мешковина грубой выделки. Из дыр в отрезе, свисавшем с двух сторон до середины бедер, торчали головы с двумя косичками и тревожно таращившимися глазами, веревочный поясок стягивал конструкцию на талии, заставляя легонько топорщиться. Ноги, как у всех, исключая правителя, – босые. Налобных повязок и украшений нет. Не доросли?
Не доходя до трона около десяти метров, девушки синхронно опустились на колени и распростерлись по каменной поверхности. Лбы, почти касавшиеся пола, осторожно поворачивались, давая любопытным лицам возможность поглазеть по сторонам. Явно впервые во дворце.
Юные голоса звеняще-громко и нестройно воспели привычную хвалу:
– Пребудь в веках и поколениях, Великий Фрист, Святой и Вечный!
Заметив у окна голого меня, юные создания скользнули взглядом по безмятежно вывешенной сосисочке и напряглись, быстро оправив на себе одеяния.
– Это ровз, – успокаивающе сообщил Фрист.
Больше обо мне не вспоминали. Домашний песик. Кто берет его в расчет?
– Ты. – Указующий перст властителя уперся в более взрослую на вид девушку. – Подойди.
Приподнявшись и в очередной раз поправив одежду, та несколько раз переставила плохо слушавшиеся ноги и завороженно замерла перед очами своего полубога.
– Как зовут тебя, милая? – Голос Фриста стал обволакивающим, грудным, рокочущим, проникающим напрямую через кожу.
– Люрана, Великий.
– Принуждал ли тебя кто-нибудь к судьбоносному решению?
– Нет, Великий.
– Люрана, ты действительно считаешь, что достигла истинной взрослости?
Девочка испуганно-восторженно выпалила:
– Да.
– Готова стать равной и полноценной?
– Да.
– Понимаешь, что новая жизнь принесет новые обязанности?
– Да.
Во время разговора хранитель Мамон тихо удалился, правитель остался наедине с искательницами равности – если не считать меня. Но кто меня считал? Я так и стоял у окна в виде неодушевленной мебели, прислонившись к прохладному камню проема.
Фрист кивнул, подбородок указал на вторую соискательницу:
– Теперь ты.
Вторая девушка тоже приблизилась к владыке и встала плечом к плечу с первой.
– Имя?
– Верана.
– Твое решение самостоятельное?
– Да. – Верана отвечала громко, четко, жгучие глаза глядели на охалаченного главнюка. В отличие от первой девушки она не боялась. Или делала вид, что не боится.
– Готова?
– Да.
Фрист хлопнул в ладоши. Из дальнего коридора показались служанки – словно ждали у стеночки. Те же, что в прошлый раз. Упали ниц. Неплохая физподготовка, если все время так бухаться. Ожирение не грозит.
– Все для возведения, – кратко бросил Фрист. Его сухопарое тело легко поднялось с трона, он сделал несколько шагов и подошел к соискательницам вплотную. Голос величественно зарокотал: – Я есть альфа и омега, начало и конец, Фрист Вечный и Многоликий, который есть, был и грядет. – Суровое лицо нависло над сжавшимися в испуге фигурками, руки взлетели крыльями широких рукавов и опустились ладонями на вздрогнувшие макушки. – Имеющий ухо да слышит. Кого я люблю, тех обличаю и наказываю, ибо их есть рай послесмертный. Потому будьте ревностны и прилежны, самоотверженны и трудолюбивы, как в молитве, так в делах мирских. Не собирайте сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют. Но собирайте сокровища на небе, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше.