Фрист с трудом отстранил от себя полыхавшие желанием создания.
– Отныне вы – женщины, – громко объявил он, возвращая прелестниц в реальность, – отныне ваш долг – дарить радость, принимать радость, вынашивать и рождать радость – всему племени. Чем лучше вам, тем лучше племени. Чем лучше племени, тем лучше будет вам. Отныне и всегда да пребудет так!
Хлопок в ладоши вызвал подкарауливавших служанок:
– Омыть!
Обняв за плечи, соискательниц повели в коридор. В теплый бассейн, надо думать.
– Что означает этот обряд? – осведомился я.
Стопы облизавшего губы Фриста степенно направились от трона ко мне.
– Возведение в равность.
Это я и так слышал. Общий смысл улавливался: инициализация, прощание с детством. Ну, нет подробностей, значит нет.
– А что им давали пить?
– Святой напиток.
– У него есть другое название? Пиво, вино, водка, спирт, самогон…
– Остановись! – Взгляд Фриста заметался. – Не смей читать заклинания в моем присутствии!
Что ж, примем к сведению – как сказанное, так и отмеченное по этому поводу в уме.
Хлопок в ладоши призвал новую тройку служанок. Сколько же их всего?
Неуловимый знак пальцами объяснил служанкам, чего восхотелось правителю, и они умчались обратно. Через миг, заметив, что Фрист стоит теперь у оконного проема и перемещаться не собирается, прямо на каменный подоконник нанесли всевозможной снеди. Фуршет, так сказать.
– Не стесняйся. – Фрист указал мне на еду, сам привычно начав с фруктов.
– Зачем нужно разделение на две части? – спросил я между жеванием.
Посланный властителем огрызок полетел в окно. Фу, как некультурно. А если кому на голову? Начальству можно все? На фиг такое начальство. Власть должна подавать пример или идти на фиг. ИМХО.
– Ты о заборе? Так заведено испокон веков.
– От кого охраняете?
– От самих людей, предохраняя от греха. Гляди.
С зазаборной или, как я ее обозвал, семейной стороны к воротам вышел мужчина. Несколько слов часовому, и засов сдвинулся, пропустив и сразу закрывшись сзади. Перейдя мост, мужчина постучатся в другие ворота. Сообщенную подошедшему охраннику причину признали уважительной, человека пропустили. На утоптанной земле рядом с мостом часовой сделал пометку.
– Когда вернется, отметку сотрут. Во всем должен быть порядок. Нет порядка – нет племени. Только ровзы нарушают привычное течение жизни.
– Слово ровз что-то означает?
– Пришелец из другого мира. Не человек.
– В смысле – зверь?
– Типа того, – лукаво согласился старик.
– Но могут прийти и люди.
– До сих пор не приходили. А придут – я пойму, что это не ровзы.
– Как?
– Хочешь узнать, как меня переубедить? – Правитель долины кашляюще рассмеялся. – Не выйдет, все доказательства против тебя. Смирись.
Только тем и занимаюсь.
Я нерешительно пошарил взглядом по сторонам.
– Где у вас тут… удобства?
Фрист понял.
– Отведите.
Как стража сообразила, куда меня вести, и как услышала, если глухая, не знаю, но сопроводила именно в нужное место. Сверху в тесном помещеньице шумело и ухало от далеких, где-то на вершине горы, порывов ветра из пробитого в камне отверстия вентиляции – узкого, непролазного. Последнее я отметил на всякий случай. На полу лежал деревянный щит, оказавшийся крышкой. Под ним зияла яма… нет, дыра в какие-то нижние помещения. Иначе откуда там свет и мощный приток воздуха?
Размеры дыры не позволяли пролезть в нее, разрешая делать лишь то, зачем явился. Я и сделал. Надеюсь, никто в нижнем ярусе в обиде не будет.
На возвышении на уровне пояса стояли глиняные горшки с водой. Я машинально воспользовался, сполоснув руки. Надо же, была у меня когда-то такая привычка.
По возвращении я застал Фриста у центрального окна, подзорная труба глядела на озеро, по лицу правителя блуждала улыбка. На меня – ноль внимания.
Прибрежная полоса оказалась усыпана женщинами, и постоянно подходили новые. Берег превратился в лоскутное одеяло от сброшенных одежд. Мешая друг дружке, отвоевывая место в воде, светлокожие фигурки начисто смывали раскраску. Собственно, просто мылись. Мелькали конечности, сгибались спины, выпячивались не спины. Столь массовое купание я видел только на бесплатных пляжах в сезон. Чистые уходили не спеша, весело переговариваясь, а оставшийся гудящий рой при этом почти не уменьшался.
– Банный день? – хмыкнул я.
– Хорошее определение. Запомню.
– Смывание раскраски что-то значит?
– Утром нанесут снова. Как бы обновятся. Завтра необычный день.
– Раскраска, узоры – что они означают?
Фрист оторвался от трубы:
– У кого именно?
Пардон, сформулирую точнее:
– У этих женщин, для начала.
– Только то, что они женщины. Им идут краски. Это признак человечности. То, чего не хватает вашим самкам.
– А дети почему равномерно черно-белые? Полосы, узоры…
– Полосы и узоры не важны. Нет единого фона – человек не определился в жизни.
– Хранители – двуфоновые, потому что прекрасно определились?
Шутку не поняли.
– Высшие должности – хранители и охранители – имеют собственную расцветку, чтобы все видели издали. У хранителей это еще принадлежность к двум мирам.
Запрокинув голову, Фрист шумно отхлебнул из глиняного кувшина. Судя по запаху – «святой напиток».
– Кстати, у вас есть вода? – небрежно осведомился правитель.
– Странный вопрос. Человек не может без воды. И нечеловек не может, – предугадал я готовое сорваться возражение.
– Обычная?
– Мокрая, прозрачная. Какая еще бывает?
– Со вкусом слез.
– Соленая? Поблизости такой нет.
– А где есть? – Пронзительный взгляд полицейского, поймавшего вора на месте преступления, распух весельем.
Черт его дери. Для местных мир – околица. Все, что дальше – колдовство.
– Говорят, что есть такие моря и океаны, – поздновато спохватился я.
– Ну-ну. Что еще говорят?
– Что именно вас интересует?
– Все. Для начала скажи, где вы проявились.
– Что сделали?
– Горы вокруг долины непроходимы, вы проявились где-то внутри, поэтому я уверен, что ты не человек, хотя, не спорю, очень похож и местами весьма убедителен.
