– Хочешь ребенка? – прямо спросил я.
Щуплое тельце шарахнулось к дальней стене, чуть не вмявшись в нее:
– Сейчас позову охранителей!
– Дура. Ударение было на «ребенка», а не на «хочешь». Я пытаюсь понять, что заставляет тебя делать необратимый шаг.
– Дети – благо для племени, его будущее.
Она посмотрела на меня как на конченного идиота.
– Спасибо, в мировом масштабе объяснила. Хочу услышать, жаждешь ли ты сама рожать в дикой боли, затем возиться с маленьким созданием, которое из всех средств коммуникации знает лишь плач. Точнее, ор. Круглосуточный. Мечтаешь ли чувствовать себя едой, не спать ночами, убирать каки, внимательно разглядывая их, следя, не заболел ли родной человечек…
– Хватит! – выпалила Люся.
Привалившись спиной к стене, она обхватила коленки и спрятала в них лицо. Типично женский способ ухода от проблем: «Я в домике».
– По-моему, ты спешишь, – высказал я свое мнение.
Она так не считала. Как и Тома в подобном случае. Говорить «не надо, не спеши, хорошим это не закончится» человеку, который принял решение – что в колодец плевать.
– Взрослость – не только дети, – умно объявила Люся, укутавшись полотенцем. – Это отношения.
– Прямо вот не можешь без мальчика?
Люся еще крепче закрылась от ветра несносной реальности.
Жаль, у них не водятся кошки, можно было бы объяснить на примере. Пока кошечка тихая, игривая, спокойная – значит, рано. А начнет орать, хвост задирать и на стены бросаться – значит, уже да, нужен котик.
– Уверена, что тебе так уж нужна эта взрослость? – ударил я в ту же точку.
Едва слышно раздалось:
– Я боюсь.
– Так в чем же дело? Уйди домой. Скажи, поспешила, простите. Созрею – приду.
– Я не этого боюсь.
– Какая разница? Боишься, заставляешь себя – значит, рано. Вернись домой.
– Ни за что. Здесь я в безопасности.
Здесь?!
– Люся, я совсем запутался. Дома тебе страшнее, чем здесь? Тебя обижают?
– Никто не смеет обидеть ребенка.
Ребенка. Сама признает, что еще мала для равности.
– Боюсь, – продолжил тихий голос, – что меня высосет приходящий во сне.
Подождав немного и ничего не услышав, я спросил:
– Приходящий во сне… кто? Ты не договорила.
И тот мистер Негатив не договорил, когда мы бревна тягали. А узнать надо, иначе – как бороться? Чем помочь?
Отлипнув от стенки, Люся упала животом на перину и змейкой подползла к моей голове. Горячие губы коснулись уха:
– Я договорила. Это имя. Приходящий-Во-Сне. Ночной кошмар незамужних девочек.
Приехали. Местный Фредди Крюгер?
– Призрак, что ли?
– Не знаю такого слова. Но домой не вернусь.
Она откинулась на спину, запахнулась, взор вновь устремился во мрак потолочных сводов.
У меня возникла новая тема для любопытства:
– Вы живете с родителями? Кхм, с мамой?
Интересно, они всех маминых мужей зовут папами?
– Пока совсем маленькие. А вы?
– Тоже. Пока работать не начнем.
– Так рано начинаете приносить пользу племени? Молодцы.
– Если бы. В твоем возрасте еще с мамой живем. И в моем. И еще вот столько. – Я поднес к ее носу раскрытую пятерню и вздохнул: – Иногда и дальше.
– Врешь! – Люся возбужденно перевернулась на живот, расставила локти, сразу глубоко утонувшие в перине, и подперла кулаками щеки.
– Зачем мне врать?
– Не знаю.
– Ну, не врешь, просто выдумываешь. У меня подружка Арана такая же выдумщица. Говорит, что если оболочку, которая осталась после того, как Приходящий-Во-Сне выпьет душу, наполнить водой, она будет продолжать жить без души. Когда я услышала, долго смотрела на всех со страхом: вдруг это не люди, а только оболочки? Потом подружка созналась, что все придумала. А страх у меня остался. Вдруг она права? Как думаешь?
– Не знаю как у вас, а у себя я видел многих, кто напоминал ходячую оболочку. Глядишь на такого: вроде человек как человек. Ходит, работает, спит, ест. Семью заводит, даже детей. А приглядишься: просто оболочка.
– Жуть. – Люся вздрогнула. – Среди нынешних ровзов есть такие?
– Не знаю. Я как бы не с ними.
Вытянувшись вдоль перины, Люся сложила руки перед собой и опустила на них голову.
– У тебя есть дети?
Я едва подавил нервный смешок. Дети – у меня?! По нашим законам я сам ребенок.
– Нет.
– У тебя плохо со здоровьем? Ой, бедный.
Я вспылил:
– Прекрасно у меня со здоровьем!
И даже отодвинулся, чтобы не демонстрировать, насколько.
– Тогда почему? Не верится, что тебя не выбирают. Ты же красивый.
Стремясь разглядеть, что со мной не так, Люся сократила увеличенную мной дистанцию между нами.
– Ты давно женат?
– Да не женат я!
Как объяснить другую жизнь тому, кто другой жизни не представляет в принципе?
– Считаешь себя недостойным? Зря. Вернешься – обязательно женись. Будь ты человеком, я бы тебя выбрала.
– Спасибо на добром слове, учту.
– Может, ты боишься неудач? Тоже зря. У нас говорят: первая жена научит, чтоб с другими было круче. Или по-другому: первые дадут, что вторые возьмут.
– У нас только одна жена.
Повисла долгая пауза, связанная с перевариванием фразы, бессмысленной в мироздании собеседницы.
– Врешь ведь. Так не бывает. Как же остальные?
– У остальных тоже.
– А если ты еще кому-то нравишься?
– Это их проблемы.
– А если тебе еще кто-то?
– Если нравится еще кто-то – не женятся.
– Так и живут холостыми, пока не сделают окончательный выбор?!
– Именно.
– Врешь, – уверенно произнесла Люся, забарабанив пальцами по полотну перины. На заднем плане сложенные ножки тоже стали двигать пальчиками. Последнее было не столько видно, сколько слышно, из-за непривычных звуков я не мог избавиться от ощущения, что снизу кто-то скребется в постель. Это из-за рассказов об ужастиках. Только бы случайно не поделиться впечатлением с Люсей, а то ее вообще кондрашка хватит. – Конечно же, врешь. Человек не выдержит столько времени без женитьбы.
– У нас встречаются и без женитьбы.
