– Поднимитесь. Отличия изберете и нарисуете сами. Теперь вам осталось последнее испытание, прежде чем войти на мост в качестве первышей.
Поднявшиеся подростки застыли, не отрывая взоров от повелителя. Его руки взвились, раздался очередной хлопок.
По тому, как новенькие служанки теперь четко и правильно исполняли ритуал, за стенкой их стали консультировать более опытные. Давно бы так, а то бросили прямо в пекло: «Выплывайте, щенки». Сейчас служанки вынесли холщовые мешки, чем-то полные и потому довольно тяжелые, шмякнули их у ног новых взрослых, на миг сложили у груди выполнившие работу ладошки и чинно склонили головы, после чего бахрома задорно подлетела на улепетывающих бедрах. Через пару мгновений Фрист опять стал центром трудно переключившегося внимания новообращенных.
– Наверняка, вы знаете условия. С котомкой продуктов вы уйдете в горы на один цикл, за время дозора самостоятельно сделаете топор и лук, из волокон сплетете нити, из них – веревку, тетиву и пояс. И в одиночестве подумаете о жизни. Вернувшись, каждый ответит мне на вопрос: «Зачем ты племени и зачем племя тебе?» Ответить нужно так, чтобы я понял: исходящее из ваших уст – не просто слова, а идет напрямую от сердца, то есть говорит не лукавый ум, а ваша душа, истинная и вечная. На этом испытания завершатся. Успешные станут достойны женитьбы и вольются в общество, не справившиеся вернутся в детство. Вопросы?
Ох, назадавал бы я. А подростки молчали. Забыли, что уже можно? Впрочем, молчи я месяц, потом вообще не заговорил бы. Если все можно сделать без слов – слова не нужны.
Фрист еще раз вознес руки, уронив рукава.
– Дулей, Хрек и Пузан! Племя надеется на вас. Будьте смелы, сильны и мудры, и да пребудет так!
Поклонившись, подростки удалились.
– Почему пришедшие за равенством выбрали разное? – спросил я, едва звук посторонних шагов смолк, растворившись в глубине коридоров.
– Разве разное? А-а, ты про левый-правый? Выбирают сами, исходят из дружеских связей или количества. Когда кого-то больше, там чаще остаются без жен. Перейдем к местам имения?
Я вынул новый козырь, чтобы занять властителя, когда предыдущий будет бит:
– Что, по-вашему, значит «альфа и омега» из начала церемониальной речи?
– А по-твоему? – насторожился Фрист.
– Сначала хочу выслушать вашу версию.
– Подожди. Если спросил, то знаешь значение?!
По-прежнему облокачиваясь на стену у окна, я пожал плечами. Дескать, жду ответа.
– Ничего не значит, – буркнул Фрист. – Старинная священная фраза, нечто вроде предваряющего заклятья к божественной речи.
– Альфа – первая буква еще одного шифра. – Я двинулся от стены к трону. – Омега – последняя. Смысл вашего заявления: «Я – первый и последний».
– Смысл был мне понятен и так… – Фрист задумался. – Этот шифр ты тоже знаешь?
– Выборочно.
– Нарисуй альфу.
Не жалко. Я нарисовал ее на дощечке сразу вместе с омегой.
– А это омега.
– Между ними спрятана вся Вселенная?
– Можно сказать и так.
Романтик он, однако. Или философ. Или книжек умных начитался. Действительно, буквами от первой до последней можно описать всё. Осталась мелочь: узнать это всё.
Лоб Фриста собрался вертикальными морщинами, в глазах бесилась некая мысль. Хозяин поймал неуемную мысль за хвост… и спрятал подальше.
– А ведь ты не простой ровз.
– Тогда очень глупый, если так легко выбалтываю величайшие тайны.
– Потому что молодой.
Хотелось сказать резкость, но я передумал. Вместо этого, отойдя к окну, сообщил:
– Молодой организм хочет кушать.
По хлопку повелителя Миледа и Тида прибежали за столиком с красками, они протянули руки, но взять не успели.
– Стоять! – Фрист резко поднялся и обошел кругом каждую из застывших служанок.
Девушки прятали взоры и теребили пальцы.
– Принесите поесть, а потом – танец для меня и моего странного гостя.
Он обернулся ко мне:
– Столько времени потеряно. Жаль. Ничего не успеваем. Даже руки опускаются что-то начинать.
– О чем вы думали минуту назад? – прямо спросил я.
– Я? – по-детски переспросил Фрист. – Ты и мысли читаешь?
Неплохо бы сблефовать, но нет смысла, правитель раскусит меня сразу.
– Читаю по лицам. Итак, что вы надумали нехорошего? Я видел.
Старик рассмеялся:
– Ничего не скроешь. На ум пришла безнадежная идея вместо тебя отпустить другого. Глупо, конечно. Но так жаль расставаться со знающим собеседником.
На подоконнике перед нами накрыли шикарный стол. Я отметил, что из новеньких не видно Геды, но примелькавшаяся за сегодня тройка, как уже стало понятно, не единственная. Дворец большой, дел много, и сменяться иногда надо.
Пока тройка новеньких подносила угощение, сразу по четыре незнакомых мне служанки выстроились в центре зала в три ряда. Вон их, оказывается, сколько. И если это еще не все…
Хлоп! – одновременно соприкоснулись двенадцать пар ладоней. Хлоп! – с секундными перерывами продолжили девушки, задавая четкий ритм. Опоясанные бахромой ножки начали пританцовывать, бахрома – подлетать, тела – худенькие, пышные, высокие, низкие, загорелые и не очень – ритмично подрагивать. Хлопающие руки взвились над головами, талии качнулись из стороны в сторону, бедра двинулись как в индийском танце. И принялись качаться еще, еще, еще, амплитуда нарастала. К талиям присоединились головы, во время раскачиваний склонявшиеся направо и налево. Налобные нитяные занавесочки полностью открывали на это время глаза: смущенные, требовательные, опасливые, лукавые, шальные, разные. Хлоп! – одновременно поднялись, согнувшись в колене, правые ножки по углам шести квадратов. Хлоп! – сменили их левые. Движения простенькие, но настолько слаженные, настолько чувственные, настолько завораживающие…
– Ррр! – донеслось сзади через проем, так сказать, с «улицы».
Я резко обернулся:
– Что они делают?!
Надсмотрщик, крепко державший на руках детеныша-человолка лет пяти, опустил его на землю и дал пинка. Встав на четыре ноги и ошалело оглядевшись, мальчуган прыгнул вперед. За ним никто не гнался. А гнаться, вообще-то, было кому: рядом с надсмотрщиком выстроилось в шеренгу не меньше двух десятков детей и подростков мужского пола, в руках они держали луки.
– Готовсь! – скомандовал надсмотрщик, которого я обозвал так из-за кнута, висевшего на поясе. Их носили только хранители и надсмотрщики над ровзами.
Маленькие долинники натянули тетивы. Юный человолк бросился наутек. Дав ему немножко уйти, надсмотрщик дал отмашку:
