Дрыкан скрылся в коридоре. Охранители остались в зале.
– Продолжим?
После такого шантажа – что он рассчитывал услышать кроме враждебно-бездушного «да»? Вместо ответа у меня вырвался горестный выдох. Лицо старика налилось сочувствием.
– Понимаю, но и ты меня пойми. Время поджимает. Если хочешь домой, нужно торопиться.
Осекшись, он вперил в меня пронзительный взгляд:
– А не обманешь?
Кажется, он тоже умел читать по лицам.
На языке висело «Зачем мне это?», но старик не дурак.
– А как проверите? – ответил я, пойманный на месте задуманного преступления.
Фрист подумал над проблемой.
– Пойдем, времени на игры не осталось. На обучение тоже. Я покажу кое-что, ты прочтешь. Или сообщишь, как читать.
– Вы настолько уверены в моей лояльности?
– Я покажу то, что ты просил. Кое-что из древних текстов. Тебе самому будет интересно.
– Уже не интересно. – Хотя ужас как интересно. – Я переживаю за свою женщину.
– Зря. Она будет на виду, сыта и не обременена работой. Вечером ее вернут в ночлежку. А ты будешь помнить, что не нужно артачиться по пустякам.
«Ночлежка» прозвучала как «ночлёжка». Местный колорит, однако.
– У меня по вашим «пустякам» свое мнение.
– Да сколько угодно. – Фрист уже отвернулся, требовательно поманив за собой…
– Нет! – громко донеслось из окошка. – Не смей!
В тот же миг меня вернуло к проему, притянув как магнитом. Голос принадлежал Дрыкану, в нем слышались злость и испуг. Звук исходил с дороги, ведущей от ночлёжки, то есть, от пещеры с ямами. Кривенькая яблоня загораживала обзор.
– У вас есть подзорная труба, – вспомнил я, – дайте, пожалуйста. Пока я волнуюсь за Тому, собеседник и, тем более, помощник из меня никакой.
Фрист протянул назад ладонь, чуть согнув пальцы определенным образом. Вприпрыжку примчалась Геда, в подставленную руку легла подзорная труба.
– Держи, помощничек. – Фрист удалил отчаянно жаждавшую еще как-либо услужить девушку. – Это называется дальнозор, а не позорная труба. Придумана, чтобы глядеть, а не подглядывать.
– Я должен быть уверен, что с Томой все в порядке.
– С ней ничего не случится. Мое слово.
Знаю я это слово.
Сквозь ветви стало видно, как из груженой хворостом гусеницы-волокуши хранитель выпрягал Тому. Крик предназначался надсмотрщику, рьяно работавшему кнутом. Теперь тот прятал кнут за пояс, но к тому времени спины и ягодицы всех человолчиц были исполосованы. Заслышав скрип моих зубов, Фрист успокоил:
– Это мелочи. Не заживают только настоящие раны, телесные и душевные, а от них, от настоящих, твою самку берегут.
Понукаемая гусеница, потерявшая звено, с трудом сдвинулась вперед. Отойдя от хранителя, надсмотрщик снова вынул кнут.
– Пшли, отродье небесное!
Не имевшая прозвища крепкая самка тащила за собой остальных, замыкавшей шла Пиявка, по чьему тощему заду пришелся очередной удар.
Несмотря на нетерпение властителя, я смотрел, как Дрыкан вел на поводу поднявшуюся на ноги Тому, за ними следовали два вооруженных стража. Детвора, расстреливавшая остатки трупа, расступилась. О тренировке мгновенно забыли и, раскрыв рты, поглощали новое зрелище.
– Пшли отсюда, мелкота, – отогнал их хранитель. – Идите к горам, стреляйте по деревянным мишеням, здесь вам сейчас делать нечего.
На травяной площадке между садами и упиравшейся в мост дорогой зияли чернотой несколько пепелищ. Внутри одного торчал пень.
Прекрасно видимое в окуляр лицо Томы перекосилось, она уперлась, но, дернутая за ошейник, упала на четвереньки.
– Поосторожнее! – гаркнул я из окна во всю мочь.
Все, кто был снаружи, обернулись и грохнулись на землю. Фрист сразу отошел вглубь, чтобы не мешать людям работать. Я помахал Томе рукой, показывая, что все как бы под контролем, и быстро вытащил внутреннюю часть трубы до отказа. Нацарапанная надпись проступала целиком, только если крутить трубу в руке.
Фрист выхватил у меня инструмент. Он хотел озлиться, но уголки глаз разгладились от подавленной вспышки гнева и вновь собрались веерами хитрых морщин:
– Видел? Что скажешь?
– Похоже на…
Фрист необычайно возбудился:
– На что?!
– На обычные буквы. Только раскоряченные в разные стороны.
– Сам понимаю. Как с «негром». Словно ребенок писал. Хочешь сказать, это не шифр? Прочесть сможешь?
Я протянул руку:
– Дайте.
Старик помедлил и многозначительно указал за окно:
– Если узнаешь что-то важное и утаишь, мне придется отказаться от своих обещаний.
– Не надо так часто напоминать, что вы – настоящий хозяин своего слова, поскольку захотели – дали, захотели – забрали.
Под краткий смешок подзорная труба перекочевала ко мне. Открыв, я повертел надпись так и сяк.
Прекрасно различались четыре знака.
– Слово «зеркало» вам что-то говорит?
– Там так написано?
Не говорит. Вот и хорошо.
– Да. Зе-р-ка-ло. – Стук в висках не смолкал. Правду сообщать не хотелось. – Не знаю, что оно значит. Это шифр великого Леонардо да Винчи, придумавшего многое из того, что до сих пор не придумано.
Фрист отобрал инструмент.
– Внешне похоже на «н79а», но я знал, что здесь что-то не так, несколько завитков неправильны. Ты очень много знаешь. Пожалуй, покажу тебе больше, чем планировал. Пойдем.
Очень много знаешь – сомнительный комплимент. В моем мире таких ликвидируют.
Я еще раз взглянул в окошко, где привязанную Тому, наконец, оставили в покое, и последовал за энергичным стариканом. Поодаль нас сопровождали охранители. Утрешнее «доверие» благополучно отправили на свалку истории.
Перед глазами мерцали четыре буквы с трубы, кем-то процарапанные в зеркальном исполнении. «БЕГИ». Шифр нехитрый, но для места, где не знают зеркал…
К кому обращался писавший? Дикое самомнение решило бы, что ко мне, не будь царапины столь древними, почти затертыми. Очередная загадка. Кто-то давно умерший предупреждал об опасности кого-то другого, тоже наверняка умершего. Жаль, теперь не узнать, дошло ли послание до адресата.
Глава 8
Коридор вел вглубь горы. Все время вниз. Несколько раз встречались охранители, дежурившие на развилках. Вертевший в руках трубу старик, чьи мысли витали далеко, на ходу отдал ее одному из краснорожих стражей, взамен приняв факел. Мне огня не доверили.
