– Что я должен сделать?
– Войти, посмотреть, вернуться и рассказать, что увидел.
– Зачем?
– Ты хочешь жить?
– Глупый вопрос.
– Твой предыдущий вопрос тоже глупый. Выполни просьбу и проси чего хочешь.
– А если – сразу отпустить нас с Томой?
– Сразу? – Фрист поднял глаза кверху, на неразличимую из-за туманной завесы, но мощно светившую луну, которая, как я помнил, через пару дней станет полной. – Да. Можно.
– Сразу, как вернемся?
– Сейчас ночь. Завтра.
– Прямо утром?
Фантазия у меня взбурлила, сердце превратилось в скорострельный пулемет.
– Утром не получится, положение обязывает соблюсти распорядок. В течение дня. Но до вечера – обязательно.
– Обещаете?
– Слово правителя.
По-моему, Фрист был честен. Насколько может быть честен правитель.
Я грустно посмеялся над этим умозаключением. Но так хотелось верить.
– Сомневаешься? – понял он. – Зря.
– Поклянитесь жизнью. Если соврете, я вас с того света достану.
– Твои угрозы смешны, как и твое наивное желание во всем разобраться. Тем не менее, клянусь жизнью и положением, что в течение следующего дня отправлю вас домой. Теперь иди.
Старик обнял меня за плечи и подтолкнул вперед.
Как он и говорил, метров через десять в горе обнаружился вход, который внутри разветвился на четыре других: налево, прямо вверх, прямо вниз и направо. Здесь строители каменных переходов красотой не заморачивались, пол был обработан грубо, стены больше напоминали естественные пещеры. Лестничные ступеньки были кривыми, одна не походила на другую ни по размерам, ни по высоте, и все же в сравнении, скажем, с пещерой человолков, здесь чувствовалось, что естественные полости горы в течение поколений переделывались под нужды людей.
Осторожно ступая, я направился вверх. Ступеней оказалось много, я даже немного запыхался. Глазам предстал очередной каменный перекресток. С разных сторон доносились храп, скрип, сопение и запахи жилья. Я свернул в правый коридор. Пульс стал рваным и пушечным. Что меня ждет? Кого или чего боится Вечный Фрист, если не рискует зайти лично?
Правильный вопрос, насчет кого или чего. «Кого» – это одно, «чего» – совсем другое. Готов ли я к обеим вероятностям?
Ни к чему не готов. А ноги словно обрели независимость от остального организма, они упорно делали шаг за шагом, ставшие самостоятельными, ведомые надеждой на скорое избавление. «Глаза боятся – руки делают», – гласит известная поговорка. У меня дело делали ноги.
По обе стороны тянулись ряды проемов. Слева – темные, глухие, справа – с окнами, оттуда рассеянный свет падал кривыми прямоугольниками на пол длинного коридора, превращая его в гигантский гаишный жезл. Я ступил на светлый сектор и заглянул в комнату справа. Под окном, от стены до стены, – ряд циновок, уложенных на слой сена с возвышением под голову. Местные кровати. На кроватях спали укрытые простынями из мешковины девочки, одни безмятежно раскинулись, другие скукожились, поджав коленки или мило сложив ладошки под щеку. На каждой головке – по две косички, рядом с циновками на плетеных подставках аккуратно сложена одежонка. Люся говорила, что от мам девочки уходят в общежитие. Видимо, это оно и есть.
Через темный промежуток я двинулся к следующему проему. Любопытный нос не утерпел сунуться и туда.
Полный аналог предыдущего помещения, но более просторный, и кроватей-лежанок здесь располагалось больше. Проем окна, отправлявший мягкий свет в коридор, был один, как и в комнате, куда я заглядывал ранее, из-за этого углы оставались в полутьме. Там кто-то ворочался, одно покрывало откинулось, сонная девочка поднялась в кровати и опустила ноги на пол, собираясь встать.
Я отпрянул и прильнул спиной к стене. Если не приглядываться, меня не заметить. Но это если не пойти в мою сторону.
С другой стороны, из третьего проема, который интересовал Фриста, тоже кто-то шел в коридор. Топ-топ.
Вот так люди седеют.
Легкие шажочки с двух сторон приближались. Очертя голову я метнулся поперек коридора в противолежащее помещение, скрывавшее свое наполнение абсолютным мраком.
Оно сразу выдало себя запахом. Местный туалет. Вот же угораздило. Девочки, наверняка, пойдут сюда.
Спрятавшись у входа за стенкой, я приставил к глазам сложенные биноклем ладони. В темноте медленно проявился интерьер: несколько «кабинок» по обе разные стороны, разделенных каменными простеночками. И… в одной кто-то был. Я застыл, похолодев между лопатками больше камня, к которому прислонился.
– Кто тут? – тревожно раздалось из-за перегородки.
– Это я, Бурана, – входя внутрь, откликнулась девочка из помещения напротив.
– Ты ничего не слышала? Какой-то странный звук.
– Вечно тебе что-то мерещится.
Бурана прошла мимо меня, обратившегося в стекло – как возжажданной прозрачностью, так и нежеланной хрупкостью – и расположилась за перегородками неподалеку от первой.
– Вот! – всполошилась та. – Слышишь?
Шаги из третьей комнаты привели сюда же.
– Назовись, кто пришел! – нервно потребовала первая посетительница заведения.
– Арана.
Третья пристроилась напротив двух первых. Я надеялся только на шедший из проема призрачный рассеянный свет. Постепенно привыкавшим глазам он не давал увидеть то, что находится под стеной изнутри, то есть – меня.
– Говорят, в холостянщине – новые молчуны,– поделилась знаниями Бурана.
– Чудесно. – Тьма в глубине колыхнулась – это первая из посетительниц заведения поднялась и вышла из своего закутка. – К нашей взрослости будет больше молодых.
– Как думаешь, Утык уже молчун?
– До сих пор вспоминаешь, как вместе купались?
– А ты с Клином в кустах целовалась!
– С Клином?! – не выдержала третья, назвавшаяся Араной. – Он же малыш!
– Зато высокий и крепкий. И целоваться умеет.
– Клин, Утык… Нашли, о ком мечтать. Вы охранителей видели? Вот это мужчины, ради таких я согласна к Вечному на послужение. – Арана тоже поднялась и вышла к первой, в ожидании облокотившейся на каменную перегородочку между отдельными закутками. – Ты в равные не собираешься?
– Боюсь. Как представлю…
– Гляди, добоишься. Глерана тоже боялась, и что?
– Не вспоминай!
Наконец, и Бурана покинула закуток. Три смутных силуэта двинулись из глубины помещения к выходу. Другими словами, ко мне. Вжавшись в стену с внутренней стороны, я обратился в камень.
Не знаю как, но меня не заметили. То ли свет из проема мешал, то ли я стал хамелеоном. Уже в проеме Бурана спросила:
