Страж поспешно отворил проход перед процессией. На середине моста хранители остановились, следовавшая за ними любопытная толпа застыла снаружи, у открытых ворот. Ничего не видя в тумане, они внимательно слушали.
– Может быть, допросить? – Мамон исподлобья посмотрел на Кутяя.
– Словами ровза говорит враг рода человеческого. Что бы он ни сказал, это будет признано неправдой. Тогда – какой смысл?
Хвост моего ошейника накрепко привязали к бревну. Легкий толчок – и я научился летать. Пока только вниз.
Удар об воду был несильным, но чувствительным, обожгло холодом. Шею перетянуло. Я вынырнул, шумно хватая воздух. Руки связаны, зато ноги свободны – только благодаря бурному отталкиванию удавалось остаться на плаву. Вверх до бревенчатого настила – около метра. Едва видно в белой дымке. Хранителей сверху не видно вообще.
На берегу громко обсуждали мою судьбу:
– Куда его?
– Пока в воду. Огонь завтра будет.
– Не захлебнется?
– Рожденные взрослыми в огне не горят, в воде не тонут.
«Рожденные взрослыми» – зацепился мозг за фразу. Вот, оказывается, почему…
– Еще как горят, я сам видел. Последний завет.
– Сгорает временная оболочка, а сами они домой уходят. Главное, успеть отправить до послезавтра.
– Почему?
– Нужно до полнолуния.
– Почему?
Какое счастье, что кто-то не знал ответа. Я даже дышать перестал.
– В былые времена один задержавшийся позже исчез, а потом вернулся и таких дел наворотил… Теперь с этим строго.
Мы с Томой и пилотами тоже прибыли до полнолуния. Буквально за день. Неужели после портал сработает в обратную сторону?!
– Каждому по делам его, – громко провозгласил Мамон. – И да пребудет так!
– Отныне и вовеки веков! – прибавил Кутяй.
– Воистину! – откликнулась с берега толпа.
Шаги по бревнам удалились, скрипнул вдвигаемый засов.
Петля ошейника с крепким узлом сделана постоянной, не самозатягивавшейся, и только это позволяло дышать. Вода бурлила под мощно работавшими ногами, удерживая меня на плаву. Мне связали запястья, а кисти остались свободными, я перехватил веревку над головой, подтянулся и, изогнувшись, в подъеме-перевороте забросил ноги вверх, на деревянный настил моста, куда в одно непредставимое в прежней жизни гибкое движение вслед за ногами втек весь. Спасибо жизни в стае, научила многому.
Меня окружала плотная облачная пелена. Тишину разбивало только мое дыхание. И набат сердца.
Местным веревкам до синтетики далеко, шероховатый край бревна справился с ними за несколько минут. Я вновь опустил ноги вниз и, когда они осторожно коснулись поверхности озера, почти без всплеска ушел в воду.
Плыть пришлось чрезвычайно аккуратно, по-лягушачьи, ежесекундно вслушиваясь. Ни одна волна не ушла к берегу, ни один звук не улетел вдаль.
Трава на берегу «холостянщины» показалась раем. Сердце долго успокаивалось. Отлежавшись, я двинулся по натоптанному, не боясь сбиться с пути – дорога-то в долине единственная. Если появятся встречные, успею отскочить в белое ничто, пусть потом ищут.
Никто не повстречался. Миновав сады, я пошел медленнее, ориентируясь теперь и на запах.
Вот и пещера. Заглянув туда из-за каменного угла, пришлось замереть, слившись со стеной: часовой не спал. Лицом ко мне он стоял над ямой с самками и, к великому счастью, смотрел не в мою сторону.
– Эй, говорливая! – страж обращался вниз, – знаю, что умеешь по-нашему, сам слышал. Вылазь, поболтаем.
Лук был отложен в сторону, веревочный рулон, шумно раскатываясь, полетел вниз, одновременно над ямой застыл поднятый топор: часовой понимал опасность и подготовился к возможным неприятностям.
Если бы Тома отвлекла часового, я бы…
А если не получится? Чего мне хочется больше: чтобы она вылезла или наоборот?
– Грр! – злобно донеслось из ямы.
Вот и ответ. Дыхание у меня облегченно выровнялось, хотя пульс по-прежнему стучал как заведенный, но не от страха, а от адреналина, и это хорошо. Настоящий страх появится потом.
– Завтра вас всех сожгут, сами дров натаскали, видели, сколько. Давай, скромница, на прощание вылазь на приятный разговорчик, я не обижу. Даже наоборот. – Раздалось довольное собой ржание. Часовой вдруг осекся, приготовился, занесенный топор замер над головой.
Мне не успеть. Расстояние – метров десять. Просто подставлюсь под удар.
Из ямы вылезла макушка…
Я застыл в оцепенении.
Светлая.
– Не ты, животина проклятая.
Свободной рукой часовой запихнул неизвестную самку обратно, та сорвалась с лестницы и полетела вниз. Гулкий стук. Скулеж. Всеобщее ворчание – ночь все-таки.
– Я не зверолюб, – сообщил часовой в яму. – Дурни-хранители трясутся за место, вот и не рискнули признать тебя за человека, а меня глаза не обманут. Ты замечательная девушка, я видел тебя, когда шла во дворец. Просто красавица, не как эти мымры четырехлапые. Ножки – стройные березки, грудки – яблочки, глазки – как у ребенка, который жаждет ласки и не понимает, почему ее не дают. Спинка – мост между мирами, и в ворота хочется стучаться бесконечно.
Поэт, ядрить его в копоть. Я пошарил по полу в поисках подходящего камня. Пришло, наконец, время пращи, пережившей со мной столько опасных приключений, прошедшей все передряги и сохранившейся в целости и сохранности. Как оказалось, не зря. Правда, свист раскручиваемой пращи привлечет внимание и обнаружит меня раньше, чем хотелось бы… Может быть, не заморачиваться с пращой, а просто кинуть камнем в противника? Нет, на таком расстоянии бросок рукой не причинит сильного вреда, если не попасть в нужную точку, а я не мастер камнекидания.
Остается праща, без вариантов. Раскручивать ее можно медленно, и к тому времени, когда часовой вскинет глаза на непонятный звук, снаряд уже вылетит.
– Жаль, что ушедшие огнем и кровью не возвращаются. Мне хочется, чтобы ты вернулась. Хоть словечко-то скажешь, красавица?
Огнем и кровью. А как уйти по-другому? Через горы? Это называется не уйти, а сбежать. Через портал – вот это действительно уйти. Но… портал на другой стороне гор. Или тот – не единственный?!
– А как возвращаются? – донеслось из ямы.
Умница, Тома!
– Ррр! – озлились на нее несколько соседок.
Склонившись над ямой, часовой возликовал:
– Знал, что ответишь. Знал, что ты человек, ведь иначе – грех.
– Рр! – громко раздалось Томиным голосом.
Так она намекала, чтобы часовой говорил по делу.
– Кто ушел сам и после полнолуния, те иногда возвращались. Именно поэтому появился последний завет.
