– Имеются в виду не волки, – поспешил я с уточнением.
Лихо разделывавшийся с ветками Юлиан успокоил:
– Тогда других стай нет.
Убедившись, что с Томой все в порядке, он снова принялся за дело, при этом висел в позе, о существовании которой я даже не догадывался.
Получалось нечто вроде паутины в ветвях, плавно подтягиваемых к центру и сплетаемых в искусственную завесу. Центром паутины был сам Юлиан.
– Ты уверен? – Я не сдавался. Мой лучший друг – логика. – Я, например, в том, чего сам не видел, обычно сомневаюсь. Я даже в том, что вижу, сомневаюсь.
– Стая ходила в дальние походы. Очень далеко ходила. Во все стороны. Другие стаи должны оставлять следы. Вроде этих. – Он покачал висевшую конструкцию. – Следов не было.
Объяснение меня устроило.
Не прошло пары минут, как Тома первой влезла в центр готовой перины из листьев.
– Чапа, ну ты чего? Прыгай сюда!
– Если прыгну, на земле окажемся, – пронудел я, аккуратно забираясь с края.
Через миг и Юлиан оказался внутри. От этого лежавшая на спине Тома еще теснее прижалась ко мне, а мой зад уперся в корявую стенку. Все замерли. Боявшийся пошевелить рукой или ногой Юлиан скорчился в неудобной позе, подпирая Тому с другого края, но даже я чувствовал, насколько ему некомфортно. Но лишь в том, как криво лежит его тело. В остальном синеокому красавчику не стоило слишком ругаться на судьбу. В жутко стесненную Тому с обеих сторон тыкались ищущие себе места конечности и не находили его – по причине отсутствия либо из боязни совершить нечто неправильно истолкованное. Одна моя рука вытянулась снизу вдоль стиснутых тел, вторую пришлось положить соседке на живот, а колено задрать на ее бедро. Юлиан, укладываясь, тоже повернулся к Томе лицом. На ощупь найдя его зависшую руку, не знавшую, куда прибиться, Тома разрешающе опустила ее выше моей. Я всеми фибрами ощутил, как противолежащее тело едва не разразилось мурлыканьем – гортанным, едва остановленным. Я смолчал. Пусть. Пусть борется с собой, не давая разрешения на большее, чем просто придвинуться и прикоснуться. Требования сложившейся ситуации несложны, выполнение не даст замерзнуть и доставит некоторое удовольствие. Невыполнение приведет к немедленному изгнанию.
Пойманная в капкан тел, Тома растеклась лужицей мороженого под солнцем. Она выглядела заготовкой, попавшей под пресс. Не жаловалась. На лице образовалась непроизвольная улыбка. Меня ситуация несколько нервировала, но выбора снова не было. Строить отдельное гнездо я не намерен, еще чего. Пусть приблудный себе строит.
Мне в живот упирался острый выступ тазовой кости, и я знал, что такое же непреднамеренное свидание происходит с противоположной стороны. Мое колено чувствовало присутствие конкурента… нет, напарника, что ли? и даже сдвинулось назад, предоставив ему больше свободы. Сверху поливал бездонный звездный свет. Опаленные мыслями, настропаленные инстинктами, мы втроем стремились теснее ужаться в маленьком пространстве. Выпав из времени, уносились в прошлое, пронизывая будущее, растворяясь в настоящем.
– Однажды я слышала замечательное определение счастья, – шепнула Тома, и в уголках закрытых глаз зажглись лукавые лучики, – это когда не надо врать, что тебе хорошо.
Боже, когда она повзрослеет?
– Главное – не врать себе, – с занудством продолжил я гнуть генеральную линию.
Если когда-нибудь в далеком будущем она вспомнит этот разговор и задумается о былом, я буду отомщен.
Тома досадливо поморщилась и проворковала:
– А жизни суть, она проста: его уста, ее уста…
– Глупцов глупей, слепцов слепей те, кто не воспитал детей. – Меня цитатами не возьмешь. Потом я снова решил донести главную мысль до витавшей в облаках представительницы прекрасного пола и обладательницы всех его, этого пола, свойств и компонентов. – Обман себя – худшее из преступлений, предусматривает самое жестокое наказание. Причем, неминуемое.
– Невестор – это кто? – вдруг выдал Юлиан в другое ухо Томы.
– Что? – встрепенулась она. По щекам пополз рассвет. Изнутри. И кто-то выставил на максимум сначала яркость, а затем контрастность и насыщенность.
– Ты сказала разбойникам, что мы…
Я прочистил горло смачным «кхыком» и с веселым интересом заглянул в глаза Томы: как будет выкручиваться? Наш спутник – сущий ребенок, хоть и не ребенок. А хотелось бы.
Она озабоченно глянула в мою сторону. Ее рот открылся… и снова закрылся. Нужные слова не заблудились, как это частенько бывает у меня в особо сложные моменты, они просто не родились.
Пришлось брать миссию на себя.
– Тома спасала наши жизни. Придумывала на ходу. И вынужденно назвала невесторами – теми, с кем потом строят семью.
– Это как «жених»?
– Знаешь слово «жених» и не знаешь «невестор»? – Мы переглянулись, теперь – изумленно. – А автомобиль? Самолет? Мобильник?
Брови нашего спутника сошлись в недоумении. Нас отпустило.
– Забудь, – сказал я. – В этом мире весьма любопытное словообразование, мы никак не привыкнем.
– По поводу жениха… – не утерпела Тома. – Расскажи, что помнишь.
– Да ничего я не помню. Иногда всплывают какие-то кусочки…
– Какие?!
– …и сразу растворяются под натиском настоящего. Поверьте, я очень стараюсь вспомнить.
Его склоненный вперед вихрастый лоб смыкался с застывшим во внимании лицом, которое чутко прислушивалось к тому, что доносилось снаружи, и к происходящему внутри. А там, внутри… Хм. Там пели птицы, там рождались и осуществлялись мечты, искря и вспыхивая подобно падающим звездам – в один миг. В один взгляд. В одно касание. А снаружи…
Снаружи все оставалось по-прежнему.
– Смысл слова обычно всплывает сам. А иногда не всплывает, как с невестором. Тогда я спрашиваю.
Губы Юлиана, из которых вылетали почти ничего не значащие сейчас слова, едва не касались Томиной щеки. Выталкиваемый им воздух волновал больше, нежели куда-то ускользающий смысл.
– Скажу одно: в деревне наподобие тех, куда ходила стая, я не жил.
– Значит, в башне?! – Тома радостно обернулась ко мне. – Чапа, он из благородных!
– Сама такая, – буркнул я. – Забыла, что уже царевна?
– Башня – это что?
Я проглотил смешок. Тома надулась, словно именно мой тупой айсберг повинен в крушении «Титаника» ее фантазий. Задавший вопрос Юлиан ждал ответа.
– Башня – высокий каменный дом, – сказал я.
– Как в долине?
Теперь объяснять взялась Тома:
– Там просто жилье в горах, а башню строят люди. Строят из камней, в ней есть лестница и много помещений. Все как в долине, только вместо горы – постройка своими руками.
