– Вы умеете строить башню? Давайте построим. Я помогу, чем смогу. Я быстро учусь.
Мы с Томой в который раз переглянулись: я весело, она задумчиво. А Юлиан расцветал от ее смущающего общества. От сводящего с ума феромонового флера, туманившего незрелое сознание. От шокирующей близости. В стае это глушилось ежеминутной разнообразной опасностью, здесь прорвалось. Взор Юлиана периодически замасливался, становясь приторным и обтекающим, как патока.
– Вы же не пара?
– Нет, – одновременно признали мы с Томой.
Она пошевелилась. Под ней была далеко не перина, и мы с Юлианом представляли из себя пусть и приятно гревшую, но дополнительную обузу, не предусмотренную физиологией. Лишняя тяжесть заставила распластанное тело устать быть столь однообразно распластанным.
– Поворачивайся ко мне, – предложил я Томе.
Она словно бы только и ждала, одно движение – и мы поменялись ролями. Я опрокинулся на спину, мне в щеку уткнулся холодный носик, а руку от плеча до кисти оплело разгоряченно-замерзшее тело. Да, именно так – разгоряченно-замерзшее. То и другое сразу. Бывает.
Бывает и не то.
Будто обретший смысл жизни Юлиан вновь с упоением прижался к Томе: благоговейно, благодарно-заботливо, чуть стыдливо, но решительно. Мы снова лежали, грея друг друга. Веки прикрылись. Мы очень-очень старались уснуть.
Но не спалось. Никак. Хоть тресни.
И ведь трещали. По всем швам.
Чувствовалось, как Юлиан пересиливает себя. Наконец, он приподнял голову, и нас настиг закономерный вопрос:
– А почему?
Его отвисшая челюсть, круглые глаза, весь общий глупый вид были забавны.
– Почему не пара? – переспросил я, уточняя.
– Да.
– Чапин папа и моя мама – родные брат и сестра, – объяснила Тома.
– А мы с Томой – двоюродные, – присовокупил я.
Лицо Юлиана запрокинулось в счастливом облегчении:
– Вот оно что!
А Зарина так и не узнала, подумал я. Заставил ее переживать, ревновать… Дурак. Ведь хотел же сказать. Если бы знал, как оно выйдет…
Подстегиваемая напором сзади, где впадинки так комфортно встретились с подходящими выпуклостями, Тома нервно сжала ладонь. Кажется, еще миг, и пузырь восприятия лопнет воздушным шариком, который перекачали, мир исчезнет, и законы природы закроются, чтобы обрести новую жизнь лишь когда взойдет солнце.
– Перевернемся? – спросил я, ни к кому не обращаясь.
Юлиан опустошенно выдохнул. Будто надувной матрас прокололи. Сдувшийся, сразу став как бы в два раза меньше, в несколько сумбурно-неловких толчков он перевернулся на другой бок, оставив Тому позади вместе с частью души. Словно сердце оставил. Мышцы сжались, спина уныло ссутулилась, колени согнулись.
Тома обернула его тыл своим фасадом.
– Если вы не пара, – прошептал Юлиан с надеждой, – то почему бы…
– Потому. – Томина рука закрыла ему рот. – Спи.
– Красивых снов, – подбросил я дровишек в огонь.
– И тебе красивых, – бросила Тома в мою сторону. – Всем красивых. И не только.
Нет никаких ключей от счастья, дверь всегда открыта, говорила Мать Тереза. От себя добавлю к сказанному: счастье приходит не всегда, а от постоянного сквозняка жильцов может продуть.
Какая же дурь лезет в голову при засыпании. К тому же, в дверь без ключа воры заходят гораздо чаще, чем счастье.
Глава 4
Волки появились, когда мы завтракали в уютной симпатичной низинке. Густой лес давно остался позади, вокруг – лишь кустарник и ботва похожих на репу корнеплодов. Мы ими лакомились, заедая остатки мяса.
Деревьев нет, спрятаться некуда.
И не надо. Как Гордей учил? Троим прижаться спинами и ждать, пока волки налаются и потеряют интерес.
– Встаем, – позвал я Тому и Юлиана к себе за спину.
– Есть другой вариант, – сказал Юлиан.
Он опустился на четвереньки.
Точно, волки же не знают, что мы уже люди, которые их еда. Вся разница между человеком и человолком – в количестве опорных ног и взгляде. Кем себя ощущаешь: охотником или дичью? Так же тебя воспримет волк.
Мы встали на четыре конечности, тела напружинились, прижавшись к земле.
– Гррррр! – разнеслось синхронно выданное тремя глотками.
Почуяв будущей едой себя, четверка волков поджала хвосты и вильнула в сторону. Путь был свободен.
Мы победно поднялись. Хорошо быть человеком и зверем в одном лице. А еще лучше – попеременно, по мере необходимости. Только вопрос: когда я зверь, остаюсь ли человеком?
– Пойдемте к причалу, – предложил я.
– Пробовать? – изумилась Тома. – Сами?
– Что пробовать? – поскакал по нам вгляд Юлиана.
– Там одежда, – объяснил я. – На дереве.
– Она под сигнальным флагом, – сказала Тома.
– Отвяжем. Если не получится – хватаем и уходим. Если сделать быстро…
– Причал – это что? – Юлиан остановил взор на мне, как на более вменяемом.
Я не успел ответить.
– Там много волков, – напомнила Тома.
– Где? – вмешался Юлиан.
– У причала. Но одна стая родственная, – сказал я. – Помнишь, Тома, ты с щенком возилась.
– Не нам с тобой родственная, – покачала головой Тома.
– Зачем нам одежда? – снова встрял игнорируемый спутник.
– Чтобы чувствовать себя людьми, – ответил я, – и быть ими в глазах других.
– Только что мы отогнали волков, потому что одежды не было, – высказался Юлиан.
– Мы готовимся к встрече с другими волками. Двуногими. – Мой голос посерьезнел. – Нам нужны одежда и оружие. Начнем с одежды.
– А попробовать? – с надеждой вымолвила Тома. – Кто знает, когда снова доберемся до причала.
Умоляющие глаза Юлиана тоже застыли на мне. Не зная что, он уже мечтал сделать это вместе с нами.
– Если ситуация позволит – попробуем, – пообещал я. – Но не думаю, что беготня по сену взад-вперед к чему-то приведет.
– Мы будем подпрыгивать!
– Обязательно будем, – улыбнулся я. – Как можно выше.
– Навалим сена целую гору!
– Навалим. Обязательно. Целую гору. И сена, и не сена.
– Не издевайся!
– Что такое причал? – вновь потребовал объяснений Юлиан.
– Место, куда спускаются ангелы.
– Какие ангелы?
Я закатил глаза:
– Тома, просвети человека. Если ему придется слыть за нормального, он сразу выдаст себя с головой. Примут ли за черта, человолка или пожирателя – конец один.
