– Завидую.
Она закрыла глаза. И я закрыл. Надолго ли?
Глава 5
Тягучее давление внизу живота выпихнуло из убежища в ночь. Уже из охватившего мрака я заметил, как вслед за мной поднялся еще кто-то. Понятно, та же ерундистика, по-научному – физиология. Долго в холодной воде сидели. Теперь набегаемся.
Чтобы не смущать «коллегу», пришлось отойти подальше. Я тщательно полил деревце. Первый же шаг обратно столкнул меня с подкараулившей ученицей.
Глаза-бусинки как у мышки. Жгучий взгляд. За впалыми щеками прячутся две нити мелких зубчиков, похожих на клыки неутоленной молодой вампирши. Крупный лоб выставлен чуть вперед, напоминая обиженного теленка, только хилого и тощенького.
– Ефросинья? – узнал я. – Ты за мной следила?
– Хочу поговорить.
Прикрывавшаяся, несмотря на тьму, руками, она нервно ждала ответа, словно от него зависела жизнь.
Я присел на корточки, сложив руки пониже живота, и кивком указал на место рядом. Опершись о землю, худенькая царевна опустилась на крепко сведенные колени, ее ступни поочередно вытянулись пальчиками назад, и весь вес переместился на выставившиеся кверху пятки. Даже проминаться было нечему. Тем не менее, тщедушное тельце гордо выпрямилось. Свободно ниспадающие каштановые с рыжиной локоны, во тьме просто черные, занавесили грудку.
– В нашей семье есть тайна.
Интригующее начало.
– Если тайна, то, может, не надо?
Ефросинья помотала головой. Завеса волос колыхнулась, но взгляд цепко держался меня:
– Ты же из-за горы?
– Ну…
– Мой дед тоже оттуда.
Холодная капля пробежала по позвоночнику.
– Он жив? – с мерзейшей надеждой на нехорошее поинтересовался я.
– Конечно.
Душевный озноб усилился.
– И что у вас в семье говорят о долине и ее людях?
Ефросинья скривила губки.
– Ничего. Никогда ничего не рассказывали, даже требовали молчать о самом факте. А дед такой красивый. Самый сильный. Таких мужчин я больше не видела.
Мечтательный вздох унесся в небо.
– Расскажи, как вы там жили, – попросила Ефросинья.
– Ну… жили. Рыбу ели.
– Это что?
– Еда. Вкусная. Из большой воды добывается.
– Ух ты! А свадьба во сколько зим?
Я опустил голову.
– Очень рано.
– Я уже могла бы?
Сколько ей – лет пятнадцать-шестнадцать или так выглядит из-за худобы? Маленького роста, не по годам серьезная. Белокожее тело недоразвито до стороннего осознания владелицы как объекта искушения, но худые бедра и узкий таз – не повод для хозяйки не воспринимать себя как равную взрослым особь. Перед глазами пролетели Люся, Миледа, Верана, Тирана…
– Думаю, да. Как раз в твоем возрасте делается выбор.
– Что за выбор? – насторожилась ночная собеседница.
– Уходить ли во взрослую жизнь.
– Решают сами?! Круто! А мальчики?
– Тоже. Решают для себя, что уже взрослые, что готовы осуществлять права и нести обязанности. Они проходят определенное испытание, и – вперед.
– У девочек тоже испытание?
Я замешкался. Не рассказывать же о праве первой ночи у старого хрыча. С трудом, но придумалось, как не соврать ни в одном слове:
– Им нужно определенное время отслужить во дворце.
– Где?
– В башне, – поправился я с учетом местных реалий. – В самой главной.
– В крепости?
– Точно, в крепости, но крепость в горах построена иначе, она расположена внутри одной из гор. Как только придут новенькие желающие повзрослеть – можно выбирать мужей.
– Сколько мужей у вас разрешено?
Наверное, не стоит сообщать всю правду.
– Здешняя система мне нравится чуть больше.
– А в невестории вас учат?
– Нет. Все своим умом. На своих ошибках.
– Как думаешь… – Ефросинья замялась, – мы с тобой не родственники?
Не проясняет ли эта плюгавая пигалица насчет невесторства? А если взять и набиться в родню, сказав, что да, возможно? Помогу ли своей легенде?
Глупость. Выдам и себя, и нормально прожившего жизнь деда, сбежавшего из каменного века.
– Вряд ли, – уверенно заявил я. – Из моей родни никто к вам раньше не попадал.
– Отлично, – царевна воодушевилась. – Сейчас ты командир, а я подчиненная…
Многозначительное заявление, подумал я.
– …но так будет не всегда. Потом ты станешь обычным войником и, в конце, возможно, принцем Тамариным. Или не станешь. А я, – вскинулась гордая головка, – в любом случае буду цариссой. Я единственная дочь.
– Угу, – внес я свою лепту в беседу.
И поглядел по сторонам. Не люблю разговоров один на один. Если его затеяли – значит, чего-то хотят. Если затеял не я – значит, чего-то нужного не мне.
Хрупкая царевна встряхнула головкой:
– Да что же такое. У меня ощущение, что я тебя сто лет знаю.
Я вздрогнул. Но ниточку не потянули дальше, вернувшись в главное русло:
– Моя мама, царисса Анисья, очень красивая. Я вырасту, буду такой же. Не смотри, что сейчас я мелкая, хиленькая и вроде незначительная. Ты крутишься с Варварой и похожими на нее, но кроме них есть другие.
Я понял, куда клонят.
– Ты, например.
– Да, – кивнула Ефросинья. – Хочешь меня поцеловать?
Ее ладони опустились рядом с собой на землю, лицо подалось вперед.
– Прости, но это невозможно.
– Почему невозможно?! Во время игры ты целовался со всеми!
– Игры! – выделил я.
– Представь, что сейчас тоже игра.
– Но ведь не игра?
– Всё в жизни игра.
Не ожидалось такого от малявки.
– Не всё.
Она согласилась:
– Не всё. Но это – игра. Моя игра, понимаешь?
– Прекрасно понимаю.
– Подыграешь?
– Нет.
– Что я могу сделать, чтобы ты включился в мою игру?
– Подрасти и поумнеть.
Существует ли на свете человек, который согласится, что завтра станет умнее сегодняшнего? А послезавтра – умнее, чем завтра, то есть будущего «вчера»? Логический вывод из получившейся последовательности: именно сейчас ты полный нуль и ничтожество. Кто такое примет?
