– Да, тебе нравится. Вижу. – Ее лицо заострилось. Темные глаза не мигали. Зрачки стали больше небосвода и глубже Вселенной. – И чувствую.
– А тебе? – глупо выхрипела моя гортань практически без участия мозга.
– И мне нравится, – с гипнотизирующей серьезностью констатировала Марианна. – Что теперь с этим делать?
Вопрос, к которому я оказался не готов. Вместо ответа руки напряглись в попытке прижать к себе сообщницу по сумасшествию, как недавно Антонину.
Марианна не позволила. Соскользнув, она встала ногами на дно.
– Теперь я тебя, – объявила царевна.
Что меня? Погладит? Покатает? Потрогает? Выгнанное с места жительства здравомыслие отказывалось подниматься в мозг.
– Помою.
– Кхм, – кашлянул я. – Уверена?
– А ты?
Я отчаянно выдохнул:
– Давай рискнем.
– Ты замерз. Отойди к берегу, где мелко.
У меня даже мысли не возникло возражать. Я выполнил указание с покорностью, с какой Марианна подчинялась мне.
Пронесся перед глазами весь фильм моей жизни. До сих пор зов плоти звучал в нем фоном, как музыка за кадром, пока герои мутузят друг дружку. Беспокоящий, но второстепенный фактор, придаток… нет, скорее слабенький конкурент сознания, он знал свое место. Вдруг все изменилось. Животный зов вырвался из-под присмотра и загрохотал, раскалывая царь-колокол разума. В ушах звенело так, что барабанные перепонки отказывались выполнять прямые обязанности, лишь барабаня и истошно перепоня. Иногда в мозг залетали смыслы слов, которые, оказывается, произносил рот – в ответ на другие слова, трехмерные, кривлявшиеся, разбегавшиеся при сосредоточении на них.
– …Можно?.. – спрашивало меня бездонное мироздание напряженным грудным голосом.
Звуки бессмысленно витали, порхали, колыхались и переплетались, на глазах перерождаясь из левого в зимнее и из вертикального в фиолетовое. Поверженное подсознание отвечало безо всякого моего участия:
– …Да…
– …Не больно?.. – продолжало оно через много веков-мгновений, оставшихся в памяти короткими вспышками длиною в жизнь: чарующими, ослепительными, выкручивающими. Острее иглы. Жарче пламени. Волшебнее чуда.
– …Приятно…
Что со мной делали, как, зачем – не знаю. Если это – помыть, то я на небесах. А я на небесах.
– …А так?.. – звучало настолько ласково, заботливо и пушисто, словно котик, мурлыча, терся о ногу.
– …Тоже…
Касания были более чем касаниями. Ночь – более чем ночью. Чужие пальцы – вообще всем, что было, есть и будет.
Не сразу пришло понимание, что все кончилось, и мы с минуту стоим друг напротив друга в полной тишине и растерянности.
– Спасибо, – слетело с уст Марианны.
Мне?! Я словно очнулся:
– Мне-то за что? Тебе спасибо.
– Скоро вы там наспасибкаетесь? – Над берегом появился силуэт Варвары.
Марианну как подменили, она съежилась, напряглась, но пронзительный взгляд не оторвался от моего лица. Заподозрилось, что на языке у нее вертится что-то насчет возможного невесторства…
Она промолчала.
– Иди первым. – Замерзшая царевна прикрылась руками. – Я стесняюсь.
Глава 6
Заснуть получилось не сразу. Бурлящий организм взбрыкивал, отказываясь принимать реальность. А я, сволочь такая, еще Тому гонял. Сам-то чем лучше? Вот тебе и окситацин.
Варвара, ревниво проследившая, чтобы Марианна снова отправилась в дозор, а я в койку, что-то обсуждала с несколькими проснувшимися ученицами. Ну и славненько, без опасного соседства дышится легче. Глаза закрылись и уставились на внутренний экран. Там прокручивался последний ролик, поставленный на бесконечное повторение. Чудесный ролик. Волшебный ролик. Прямо-таки колдовской…
Интуиция больно пнула меня, вытаскивая из сна. Что это?! Пронзило ужасом, как всегда при встрече с непонятным. Открывшиеся глаза узрели собравшихся вокруг меня учениц. Они толпились в два-три ряда, заглядывая первому ряду через головы. Первые сидели на корточках, за ними на коленях другие, чуть привстав, чтоб лучше видеть. Им на плечи опирались те, кто не поместился ближе.
Костер догорал. Светало. На какое время я отключался – на час? Два?
Я лежал на спине. Расставив ноги, Родосским колоссом надо мной возвышалась Варвара. Орлица над добычей. Лицо оглядывало поверженный трофей, щиколотки прижимались с боков к моим голеням.
Перед остальными царевнами Варвара Дарьина имела небольшое преимущество по возрасту и немалое по опыту определенного вида. С детства она при матери-смотрительницы школы вращалась в компании старших девочек, а когда подросла и сама стала ученицей, сошлась с тогдашней «ночной хозяйкой школы» Аглаей, на чьи похождения даже стража закрывала глаза. Теперь Варвара сама стала главной. Увидев, что я проснулся, она спокойно опустилась прохладным седалищем на мои коленные чашечки, ее бедра окружили и сжали мои, ровный голос поинтересовался как бы в пустоту:
– Все знают, откуда берутся дети?
– Могу показать, – мурлыкнула Ярослава из второго ряда, навалившегося на спины первых.
Первые сгрудились вокруг моей середины так, что меж голов едва проступал рваный кусочек неба. Находившимся сзади пришлось расталкивать их, влезая лицами и давя на спины. Естественно, объект изучения под таким вниманием обрел признаки жизни.
– Ух ты! – пронесся изумленный гул.
Варвара с довольным высокомерием оглядела собравшихся. Высокая, отлично сложенная, с тонкой талией, расходящейся в крепкие плечи вверху и в широкие бедра внизу, она была красива, знала о своей красоте и пользовалась ею. Ямочки на щеках, большие глаза, чувственные губы – все играло на публику, на подчинение либо соблазнение. Царевну Дарьину портил только покровительственно-колючий взгляд, что становился другим лишь изредка – под действием страха, гнева или любопытства. Прячась за павлиньим хвостом женственности, распустившейся не по возрасту (впрочем, в отношении царевны школы и Грибных рощ иногда достаточно просто слова «распустившейся»), Варвара не давала понять, какая она на самом деле. То, какой казалась и какой быть старалась, мне не нравилось. Меня и не спрашивали. Плохо, что обращались со мной как с игрушкой, желая то сломать и поглядеть как устроен, то выкинуть, то навсегда отобрать у законного владельца. Пока не раскушу и не найду ключика, жить рядом с таким опасным существом придется с оглядкой.
– Это, – длинный Варварин пальчик прикоснулся к причине восторженного недоумения, – приносит нам боль, болезни, детей и удовольствие.
– Боль, болезни, детей и удовольствие, – запоминая, хором повторили несколько учениц.
– Болезни? – ужаснулась Любава, и правая ладошка в испуге прикрыла рот вместе с чутким носиком.
