Тома взяла ковшик и, пока я домывался, зачерпывала из ведра и поливала меня, считая, что помогает. Иногда это вправду помогало, но иногда вгоняло в краску. Я отобрал у нее ковш.
– Ты мне полотенце и халат обещала.
– Ой, прости.
Коленки, почти касавшиеся моей левой щеки, распрямились, многоступенчатая ракета тела вознеслась в невероятную высь и умчалась, как на реактивной тяге. Осталось только посмеяться сравнению, ища сопло или представляя варианты толкающей силы. Ох, трудно жить с богатым воображением, особенно, когда оно не совсем подвластно уму. А оно, если честно, никогда не подвластно.
Едва я начал тереть то, что не решался перед посторонними, сверху вновь нависла тоненькая фигурка, и надо мной взвилось распахнутое светлое полотнище. Словно выполнившая задание многоразовая ракета вернулась к месту старта на раскрывшемся парашюте. Ладно, устроим запуск дубль два.
– А халат?
– Зачем? Ты будешь меня смущать.
Ау, логика! Значит, в халате смущаю, а без…
Набросив полотенце мне на плечи, Тома насильно выпроводила меня из таза.
– Хватит, а то всю воду переведешь.
Я оглянулся на массу полных ведер:
– Не вижу проблемы. К тому же, ты теперь бугор на ровном месте, всегда можешь попросить еще.
– Не попросить, а потребовать, – с удовольствием поправила Тома.
– Вспомни, чему учила Дарья, – сказал я, вытираясь. – Если требование облечь в форму просьбы, ее выполнят с охотой, а тебя полюбят.
– Меня и так любят. Юлиан! – позвала Тома, с брызгами плюхнувшись в оставшуюся в тазе водичку.
Ждать не пришлось, Юлиан прилетел как на крыльях, принимая на себя приятные обязанности.
Они плескались, по очереди натирали и обливали друг друга, а я по их недавнему примеру стоял у окна. Снаружи, за крепкой стеной, обозримый мир накрыла тьма, там не было ничего, кроме нескольких огоньков в уснувшем поселке. Не имеющее ни конца ни края огромное небо, которого никогда в жизни не видят жители большого города, заволокли тучи. Сквозь мутную пелену не пробивались ни звезды, ни луна. Я просто глядел вдаль, голова пропитывалась втертой клюквой, мед втекал в мысли, затем сменился виртуальным уксусом: кто же меня похищал? Что за странности творятся на бывшей земле Варфоломеи – пограничной вотчины страны башен? Кому же я однажды спас жизнь, если действительно спас? И главное: чего ждать в будущем, если учесть вышесказанное?
За спиной Тому в тазу сменил Юлиан, а к плеску и возне прибавилось чувственное хихиканье. Вскоре смешки прекратились.
Вот только серьезности мне тут не хватало. Я обернулся. Сидя на корточках позади Юлиана и обняв его всем, чем получилось, Тома тщательно втирала сладкую мазь в подставленную голову. Длинные пальцы орудовали нежно, почти любовно. Обладатель стриженой головы блаженствовал, пластины груди мощно вздымались, на приоткрытых губах виднелись следы клюквы с медом. Кажется, я что-то пропустил.
Когда помывка по первому кругу закончилась, три подготовленных мной халата дожидались на кровати.
Я опустил голову над освободившимся тазом:
– Кто-нибудь, полейте, пожалуйста, сначала водой, а потом той травяной штукой, назовем ее бальзамом.
– Лечебным бальзамом, – добавила Тома.
– Целебным, – поправил я, – здесь так говорят.
– Я ангел, мне все можно.
Мы с Юлианом переглянулись и, не сговариваясь, одновременно вздохнули.
После споласкивания началось вычесывание, оказавшееся самым томительным и трудозатратным. Впрочем, не мне судить – с моим ежиком Тома справилась за несколько минут, на ершистый снежный пушок Юлиана ушло не больше, а вот с длинными волосами Томы Юлиан помучился – отмывал и расчесывал, расчесывал и отмывал, и снова расчесывал, и снова отмывал… Тома тихо ругалась под нос на затянувшуюся процедуру, все это время она держала голову над тазом, а добровольный помощник крутился над нею, стараясь изо всех сил. Его босые ступни мелко переступали, следуя за движениями рук, звучно чвакали, отлипая от мокрого пола, и постепенно нарисовали вокруг Томы мокрую подкову.
Надев халат, я долго стоял у оконца, потом ходил кругами в ожидании финала действия, которое казалось бесконечным. Наконец, Тома поднялась, и я облегченно протянул им два выбранных по размеру халата.
– Не будь занудой, – скривилась Тома, и с такой же ненавистью поглядел на одежду разделявший ее устремления синеокий Аполлон. – В своей-то комнате мы, наверное, можем…
Стук в дверь переполошил голубков. Их руки вделись в халаты быстрее звука, широкие полы запахнулись, а пояски стянулись, вернув унесшуюся в мечты парочку обратно в реальность.
– Войдите, – гневно глядя на меня, разрешила Тома.
Вот-вот. Как всегда, именно я оказался виноват в том, что она не права. И вправду – кто же еще, в самом деле?
В дверях появилась состоявшая из слуг процессия. Ведра-тазики-горшки унесли, пол быстро протерли тряпкой. Несколько человек, кряхтя от натуги, втащили собранную чуть ли не из цельных бревен кровать нормальных размеров. То есть, на одного. Ношу с грохотом опустили у левой стены.
– Еще одна будет через два часа, – сообщил возникший из ниоткуда Добрик, которого только что не было. – Дождетесь или не будить?
Вот умник, как же правильно ставит вопросы. В какой школе менеджмента обучался? Не из чертей ли? Может, взять за жабры, да всю правду…
Боже, что со мной, куда качусь?
– Принесете завтра, – разрешила Тома, удаляя слуг небрежным взмахом руки.
Словно всю жизнь тренировалась ради этого момента. Звездный час пробил.
Когда деревянная дверь, скрепленная бронзовыми полосами, со скрипом затворилась, Тома повторила понравившийся жест.
– У меня получается? – Она оглянулась в мою сторону.
– Только не переусердствуй, эксплуататорша. Помнишь, в Дарьиной школе ты возмущалась местными порядками?
– Молодая была, глупая. – Тома сделала вид, что пошутила. – Так вот, мы не договорили насчет халатов…
Ее снова тянуло в будоражащее пограничье.
– Только один вопрос, – перебил я. – Как слуги узнали, что все мы уже помылись?
Шесть наших глаз одновременно пробежались по стенам. Ушей мы не увидели, что совершенно не значило, что их там нет. А возможно, и не только ушей.
Взяв ответственность выбора на себя, я взобрался на кровать-односпалку, а обрадовавшейся Томе объявил строгим тоном, с вкраплениями назидательной угрозы:
– Только, как говорил дядя Люсик, без баловства. В стае от вашего поведения зависело только твое благополучие…
– Как ты его понимал.
– Пусть так. – Не хотелось спорить, тем более, что вон оно как вышло. Я закончил мысль: – Здесь от него зависят наши жизни.
