Взглянув на меня, дядя Люсик понял, что требуется пояснить.
– Если мы ведем летоисчисление с Рождества Христова, как уверены все, то отмечать должны двадцать пятого декабря, а не через неделю или, в случае с Юлианским календарем, не за неделю.
Логично. Я удивленно моргнул. Почему-то в мою голову столь простое заключение не приходило.
– А взятое византийцами за начало года первое сентября, – продолжил Дядя Люсик, – это действительно день памяти Иисуса, только не Христа, а ветхозаветного Навина, в переводе с еврейского – Пророка-Спасителя. Память Иисуса Навина, который привел евреев в землю обетованную, празднуется именно первого сентября.
– Разве не Моисей привел…
– Молодой человек, не портьте о себе впечатление, читайте библию.
– Я читал.
– Как между слушать и слышать, глядеть и видеть, также есть разница между «читать» и читать. Слышал о Радзивилловской летописи?
– Это про «откуда есть пошла земля русская»?
– Ну, и это тоже. Не скажешь ли мне, почему между тысяча сто двадцать третьим и тысяча двести шестым годами хронист пользуется датировками от мартовского нового года? Когда и с какого перепугу Русь стала пользоваться католическим календарем? И почему наши месяцы в переводе – сентябрь-седьмой, октябрь-восьмой, ноябрь-девятый, декабрь-десятый – ведут начало с того же марта?
А действительно, почему? Если взяли у греков веру и Новый год, то и месяцы вроде бы должны соответствовать…
Лес заканчивался. Среди густо облепивших тропу деревьев проглядывало поле. Еще не близко, но все же. Бойники повеселели, кто-то даже попытался угостить сухарем Пиявку. Она жутко скалилась, рассевшись посередине клетки. Огрызалась. У бойников это вызывало смех. Пиявку болтало на каждой кочке, кидало на стенки, но привстать и держаться за прутья она не додумалась. Все верно, она не человек. Была бы человеком, не везли бы в клетке. Мы все сделали правильно. Это я так себя успокаиваю – чтобы совесть за былую соратницу не сильно мучила.
– Опасность спра… Ах, чтоб тебя! – крайний бойник схватился за раненую руку.
В нас летели стрелы. Я и Юлиан схватились за мечи, бойники своими телами прикрыли Тому. Растянувшаяся колонна сгруппировалась и быстро двинулась прочь с линии огня. Всадники бросили в густые заросли пару копий, но без толку – до противника было далеко. Летевшие оттуда стрелы тоже особого вреда не причинили, по той же причине. Если нас просто отогнать хотели, все логично… но мы и так почти прошли мимо. Тогда… покушение?! Странное какое-то покушение: куча неумех с оружием, которое, видимо, недавно взяли в руки. Ни меткости, ни знания о расстоянии…
– Нас туда и ведут! – донесся голос папринция, который додумал мою мысль раньше меня. – Меняйте направление!
Куда: вправо или влево? Однозначно не назад и не вперед. Назад телега не развернется, а обстрел ведется сзади слева.
– Уходим вправо! – Тома дернула поводья, подгоняя коня.
Мы с Юлианом помчались за ней, папринций замыкал. Конные бойники отгородили нас от стрелявших, пешие схватились за бока телеги, помогая ей повернуть в бездорожье.
Я только свист и стук услышал: это Юлиан успел подставить щит под вылетевшую спереди стрелу. Стрела предназначалась Томе, летела она прямо в грудь. Реакция у Юлиана – изумительная. Хотелось сказать «звериная», но в такой ситуации обижать бывшего человолка не стоило даже про себя.
– Назад! – крикнул я, сам направляя коня прямо на дебри, в которых прятался стрелок. – Охраняйте Тому! Не уходите от отряда!
Перед непроходимой для всадника чащей я спрыгнул с седла и с бесшабашностью носорога вломился в стену из стволов и ветвей, ориентируясь на хруст веток под ногами убегавшего человека. Он один. Если дальше снова не засада.
Разберемся.
Уже видна спина. То ли рыкцарь, то ли крестьянин, судя по одежде. Или рыкцарь в личине крестьянина – учитывая точность выстрела. Или крестьянин, который давно польстился на криминальную романтику рыкцарства и пошел кривой дорожкой – совместил, так сказать, приятное с полезным. Гнук он давно отбросил и продирался сквозь заросли, помогая руками. Его легкие кожаные мокасины, ступившие на лежащий ствол, вдруг соскользнули, и человек упал. Я прыгнул. Пока меня мутузила одна чужая рука, удалось сделать залом второй, в которую я вцепился мертвой хваткой.
– Кто послал?! – заорал я, проводя болевое удержание.
Взрослое бородатое лицо подо мной скривилось от боли, но страха в глазах не было.
– Я сделал это во имя царевны Зарины, – прохрипел стрелок. – Царисситой должна была стать она.
– Зарина… жива? – Руки у меня сами собой ослабили захват.
«Должна была стать» сказано в прошедшем времени, но так можно сказать и про живого человека, прошлое время относилось не к Зарине, а к указанному событию.
– Меня послали другие люди, но верен я только ей.
– Верен, значит…
– Ничего не значит. Моя верность прекратится только с моей жизнью. Можешь забрать ее хоть сейчас.
– Подожди. – В голове выл ветер, мозг ежился, кутаясь в одеяло привычности, и очень хотелось его скинуть, но я боялся погибнуть под сквозняком безумной надежды. Волосы покусителя, вздернутые мною вверх, открыли в нужном месте местную татуировку. – Крепостной Западной границы?
– Уже мастеровой.
– Как зовут?
– Хочешь отыграться на родственниках?
– Если бы хотел что-то узнать, с тобой разговаривал бы не я, а бойники в башне.
– Благодарю за милосердие, но, думаю, это ненадолго. Благородные всегда начинают мягко.
– Зарина не такая?
– Царевна Зарина. После гибели цариссы Варфоломеи она – единственная законная наследница. Самозванке – смерть. У меня не получилось, получится у других. Смерть ради жизни, за лучшую жизнь!
Вой ветра в черепной коробке нарастал, мешая думать. Мечта боролась с реалиями. Я рискнул.
– Ответь честно всего на один вопрос, от него зависит очень много жизней. И судеб. Зарина жива?
– Зарина погибла при штурме башне. – Язвительная усмешка перекосила рот пленника, глаза полыхнули злорадством.
Смерти он не боялся. Фанатик.
– Но ты жертвуешь жизнью, чтобы уничтожить, как считаешь, самозванку. – Что-то в голове начало проклевываться. – Стоп. Ты видел труп царевны Зарины?
– Лично я? – Пленник выдернул из захвата руку и указал на себя. – Я? Нет. Я – не видел.
В одно движение он вырвался и бросился наутек.
– А знаешь кого-нибудь, кто видел? – крикнул я вслед, не делая ни шага, чтобы догнать.
– Смерть самозванке! – донеслось от убегавшего.
Он скрылся среди деревьев.
– Чапа!
