Ответив для себя, я сделал неприятные выводы, потому немного стушевался. Но голос выправился, и приказ высшего существа низшему (иерархию никто не отменял, хозяина-размазню слуги не уважают) прозвучал внушительно:
– Приведи бойника из сопровождавшей нас команды – того, которого Юлиан перехватил ночью.
Лицо Дибрика посмурнело.
– Тит сбежал. Ушел к семье в поселок и не вернулся.
– Семья? – ухватился я.
– Жена и еще один муж. Все исчезли, дом пуст.
– Почему не доложили сразу?
– Ищем своими силами. Я хотел доложить о результате.
– В следующий раз…
– Понятно. Сначала говорить, потом делать.
– Сначала спрашивать, что делать, – веско поправил я.
– Все понял. Прежняя хозяйка, царисса Варфоломея, давала больше свободы действий, потому я… Но теперь все ясно. Будет сделано.
Уже сравнивают. Что обидно – не в мою пользу.
– Свобода действий не отменяет отчетности перед вышестоящими, – правильно по смыслу, но совершенно жутко по форме сморозил я, сам не понимая, откуда взяв.
Становимся нацией юристов. Телевизор, кино, интернет – все учат точно формулировать мысли вместо того, чтобы сказать от души. Еще немного, и сухая законность отправит в нокаут божественную справедливость.
Я отпустил Добрика и поднялся в нашу комнату. Трехзвездочная берлога под самым потолком башни ныне напоминала зоопарк. Миски с разной едой стояли сразу за дверью: отдать зверям в собственные лапы слуги не решились. И вкусов не знали, потому принесли еду нескольких видов. Нескольких, кроме необходимого мясного, которое здесь не готовят.
Рядом с мисками лежала горка одежды, ременные ошейники с кольцами для поводка и сами поводки с регулируемой петлей на конце. То, что надо. Затворив дверь, мы с Юлианом побросали шлемы и лишнее оружие на односпальные кровати по бокам от основной – теперь у каждого из нас появилась собственная. Я открыл клетку:
– Гуляйте.
Обе зверюги бросились к еде. Пока опущенные морды лакали и чавкали, я застегнул на Пиявке ошейник с поводком. Ощутив неудобство, она покрутила головой, но отвлекаться не стала.
Юлиан то же проделал с Шариком.
Насытившись, животины обернулись к нам, глядя почти влюбленно.
– Сидеть! – рявкнул я.
Щенок взвизгнул и отпрянул, а Пиявка непонимающе склонила голову набок: мол, чего ругаешься, начальник?
Я резко надавил ногой на копчик самочки. От неожиданности она просела до пола, приняв нужную позу. Напрягись ее мышцы хоть вполсилы, результата бы не было. Нужно обдумать этот момент.
Перед глазами маячил удивленно-обиженный взгляд и сроду не мытая копна волос – свалявшихся, слипшихся, внутри которых шевелилась серая живность. Я сделал в уме пометочку: проблема, исправить.
Пиявка задрала чего-то ждущее счастливое лицо и глядела на меня как на бога.
– Рядом! – Взявшись за поводок у самого ошейника, я дернул его, приказывая двигаться одновременно со мной по правому боку.
Конечности бедового существа послушно переставлялись, иногда Пиявка сопротивлялась, но недолго. Едва сообразив, что требуется, она выполняла, и дальше дело шло семимильными шагами.
Юлиан наблюдал за моими потугами с нескрываемым интересом, а уловив что-то, начинал проделывать то же самое с Шариком.
– Рядом! – Он тащил щенка, словно трактор-тягач заглохшую легковушку.
Легковушка упиралась, будто ее оставили одновременно на ручнике и передаче.
Моей подопечной что-то объяснить было проще.
– Ррр! – говорил я, когда не хватало слов или нервов.
Мы подошли к кровати. Пиявка подобралась, готовясь запрыгнуть. Худое тело припало к полу, лопатки вылезли крылышками ощипанной курицы, еще секунда и…
– Нельзя! – Я больно одернул ошейник.
Указав на все три кровати, я грозно повторил:
– Сюда – нельзя!
«Не очень-то и хотелось», – скривилась мордочка самки.
Обведя вокруг кроватей, я подвел подопытную к занавеске, за которой скрывалось отхожее место.
– Уборная, – громко объяснил я. – Это для…
Теперь надо как-то объяснить зверям, что в туалет нужно ходить именно сюда, а то от клетки несет, как из общественного сортира.
Пока я соображал, Юлиан спокойно поднял пластинчатую юбку и показал, для чего дырка в полу.
– Спасибо, – натужно проговорил я, старательно подбирая слова. – В любом другом случае это было бы неприемлемо, но сейчас…
– Именно поэтому.
Краткость – сестра таланта. Отлично. И вообще – все просто замечательно.
Пример всегда доходчивее слов. Обнюхав дыру, Пиявка довольно разместилась сверху. Я быстро отпустил поводок на всю длину и выскользнул за занавеску.
Стук в дверь отвлек от дальнейших планов приучению зверья к человеческим условиям. Меня и Юлиана вызвали в комнату сестриссы.
Глава 10
Держатель занавеси уборной заодно выполнил роль крепления обоих поводков – чтобы, когда понадобится, им ходить было недалеко. Я сообщил посыльному, отворив дверь настежь:
– Утром нужно принести горячей воды для помывки, хлыст, что-нибудь для бритья и горшочки от головных паразитов. Те, что нам приносили.
Очумелый взор слуги застыл на нечеловеческих обитателях комнаты. Расположившись на каменном полу, обе зверюги чувствовали себя вполне комфортно. Поели, попили, погуляли, теперь улеглись и вылизывались.
– А клетку унесите, – прибавил я, сам обходя ее стороной из-за едкого запаха.
– Прямо с утра, как встанете?
– Клетку – сейчас же, а остальное… – Я задумался на секунду, тупо глядя в ждущее лицо слуги. Никто не знает, что произойдет даже через минуту, и как же планировать в таких условиях? – Остальное – утром, после завтрака, если не будет других распоряжений.
Около выделенной сестриссе комнаты мы перевели дух, затем я решительно распахнул дверь. Тома все еще была там – стояла на коленях перед ее преосвященством. Та величественно восседала на грубой скамье – другой мебели, кроме спешно сколоченной кровати в углу, пока не было.
Кроме нас в комнате присутствовал сестрат Панкратий. Стоявший за правым плечом Устиньи, молчаливый, пухлощекий, он изображал мягкую мебель, так как на твердую не тянул физиологически, и вызывал у меня одновременно жалость, брезгливость и тревогу. Первые два чувства – из-за неполноценности бывшего мужика, о чем я не мог забыть ни на миг, последнее – от не поддающегося анализу проникающего прямо в мозг взгляда.
Поднявшаяся рука сестриссы указала на пространство за Томой:
