Вместе с восторженно вглядывавшейся царевной в дверь ввалилось человек пять слуг.
– Убрать? – Они указали на поле битвы добра с привычкой.
Я кивнул, поскольку стоял лицом к ним. Тома, обернувшись, подтвердила.
– Она не кусается? – Марианна обошла слуг, начавших уборку, и сделала опасливый шаг ко мне и Пиявке, которая мгновенно напряглась и приготовилась к прыжку.
– Грр!
– Не подходи ближе! – вскричала Тома.
– Ррр! – одновременно одернул я четвероногую защитницу.
Нет так нет. Человолчица улеглась у моих ступней, у нее появились новые занятия – ожесточенно чесать бритое и обнюхивать мытое.
– Прости. – Я покраснел. – Мы только что…
– Вижу. – Тоже вспыхнув, отвела взор Марианна. – А это – волк?
Шарик вовсю радовался обращенному на него вниманию и новому лицу. Даже дал себя погладить, чем привел Марианну в нечеловеческий восторг. Щенок был очарователен. Шерстка пушиста, пузико нежно, глазки излучали неохватную любовь к ближнему и дальнему. Даже странно, что его предки – волкодавы. Возникла дикая мысль: вдруг он только притворяется милым?
Слуги быстро вернули помещению первозданный уют и незаметно скрылись. Юлиан поднял предназначенную для Пиявки одежду.
– Поможешь? – Тома указала гостье на вещи и тревожно озиравшуюся Пиявку, которая что-то заподозрила.
– С удовольствием.
При этом царевна смотрела на меня. Вспомнились наши чудачества в ночи на озере, установившееся доверие, быстро возникшая чувственная, почти родственная связь. Если бы в душе не царила Зарина…
А пронзительные глаза Марианны вопили: «Все было серьезно! И ты говорил…»
Говорил. Причем, говорил правду.
Заметив нечто промелькнувшее между нами, Тома с пошлым намеком подмигнула мне из-за спины царевны.
Отведя взгляд, я придержал Пиявку, которую взялись облачать девочки. Мои руки выполняли роль тисков, Юлиановы – дополнительных удерживающих приспособлений, постоянно менявших место. Тома с Марианной впихивали конечности сопротивлявшейся человолчицы в рукава и штанины, не слишком, впрочем, преуспевая.
– Как создаются семьи, которые владеют башнями? – вдруг огорошила помощницу Тома.
Лоб Марианны собрался складками:
– Наследованием и замужествами. Почему ты спрашиваешь?
Пиявка, возрастом и опытом превосходившая каждого из нас по отдельности, взвизгивала, поскуливала, пыталась жалобно рыкнуть. Однако, силы были неравны.
– У меня нет войников, – кратно обрисовала проблему Тома. – Что сделать, чтобы были?
– Взять на службу, – ответила Марианна.
– Откуда?
– Из других семей.
– Разве их вот так просто отдадут? – От усердия Тома по-детски надувала щеки, пытаясь надеть на Пиявку штаны.
– Нет, конечно.
– Как становятся войниками?
Я бы тоже спросил, если бы не боязнь, что по своей легенде знать это обязан.
– Войники – мужья войниц. – Помогая Томе, Марианна тоже пыхтела от натуги, лоб покрылся испариной. – Свадьба с войницей приводит к появлению новых войников. Как из крепостных, так и из принцев. Из любого чина.
– Не может быть, чтобы не было другого способа.
– Есть, – кивнула Марианна на Томино замечание, – но очень редкий. За особые заслуги перед короной Верховная царица может посвятить в войники. Это происходит в крепости после прохождения соответствия.
– Соответствие – это…
– Своего рода испытание. Серия испытаний. – Марианна помолчала и добавила, отвечая на невысказанный вопрос: – Не все проходят.
Тома почему-то не отважилась полюбопытствовать, что происходит с непрошедшими.
Пиявка упорно отказывалась вливаться в лоно цивилизации, от надеваемого защищалась, надетое рвала и грызла. Я все чаще поглядывал на принесенную по моей просьбе плетку. Но рука не поднималась. Девчонки уже изнемогли, а дело застопорилось на цифре два: пока впихивали во второе, человолчица избавлялась от первого, проявляя чудеса изворотливости, какие не снились гимнастам китайского цирка.
– А как становятся войницами? – продолжила Тома незаконченную тему.
– Войницы – сестры и дочери царисс, которые взяли в мужья чужих войников и по договору переехали в новую семью.
Вариант Карины и Никандра.
– Тогда меняется фамильное имя, даже если ранее уже менялось, – прибавила Марианна.
– А если сестры и дочери остались с цариссой…
– Так и живут царевнами всю жизнь. Мужья – принцы, не войники.
– Как пригласить войницу на службу?
– Не знаю. Надо спросить у мамы.
«Надо ли?» – переглянулись мы с Томой.
– Она может знать? – на всякий случай вбросила Тома.
– Она их приглашала.
Нас как ошпарило. У Томы вырвалось совсем по-ребячески:
– Честно?!
– Это было давно, еще до моего рождения.
Все вместе мы навалились на брыкавшуюся четырехногую проблему, но все, чего добились – крепко затянули набедренную повязку из остатков штанины. Пиявка взрыкивала и скулила, я тряс ошейник, требуя послушания. На условиях временного перемирия разошлись. Взмокшая от усердия Марианна отступила на шаг и вновь посмотрела на меня странным взглядом. Вползла ядовитая мысль: а не могла ли она с мамой затеять что-то, что, в конце концов, вылилось в мое похищение и покушение на Тому?
Глупости. Похитили меня раньше. Подпольную сеть с осведомителями создали тоже задолго до Томиного царисситства. Почему же в воздухе витает некая недоговоренность? Что скрывает вернувшаяся «помочь» парочка? Ведь что-то есть, интуиция не может настолько сильно ошибаться.
Я указал на дверь:
– Рискнем?
– Выходим! – Тома напялила шлем и прихватила щит.
Шарик довольно прошествовал с ней на лестницу. Марианна побежала звать маму на прогулку. Юлиан вместе с оружием предусмотрительно прихватил и вторую порванную штанину. На всякий случай. Молодец, думает на шаг вперед. Редкое качество.
Вот если бы на два шага…
Это уже из области фантастики, такие люди встречаются только в кино и в книгах. Или ездят за тонированными бронестеклами, не попадаясь нам на глаза. Ну, еще вот я есть, самый умный и предусмотрительный. Только почему-то не всегда упомянутыми качествами пользуюсь.
Выходя последним, я тащил упиравшуюся Пиявку.
– Рядом! – рявкнул я ей в ухо с неудовольствием.
Она вдруг грохнулась в позу покорности, лапки задрались.
– Фу! Нельзя! – Я потянулся ладонью к принесенному по моей просьбе «средству воспитания» – к плетке, состоявшей из рукояти и через кольцо соединенной с полуметром сплетенных кожаных шнурков. В моем мире такая плетка, помнится, называлась нагайкой. Хорошо, что свинчатку в разлохмаченный конец не вплели, как я однажды видел по телевизору.