– Меня слушать и понимать с первого раза, – тем же мрачновато-тихим голосом продолжил кузнец, – повторять не люблю, церемониться не буду. Вопросы есть?
Вопросов не было.
– Фенька, останься, поможешь и расскажешь обо всем, как было. Урюпка, веди новеньких домой. Я отлежусь немного, и мы тоже придем.
Утершая слезы девчонка открыла перед нами дверь, мальчишка призывно махнул рукой:
– За мной. Вон наша изба, ближе всех.
Жилище стояло крайним на небольшой возвышенности, где располагалась деревня, после которой дорога спускалась и виляла меж возделанных полей. От дома в обе стороны уходил забор в человеческий рост, чтобы не заглядывали. Сруб стоял на «подошве» – так в деревнях у меня на родине называли наземный фундамент из булыжников. Когда мы подходили, я вновь обратил внимание на украшения над домами. Над большинством крыш развевалось до десятка белых флажков, а на некоторых висел черный – как правило, единственный, а иногда – в компании одного или нескольких белых.
– Флаги по количеству живущих в избе, что ли? А черные – там, где кто-то умер? – Я показал Урюпке на соседей.
– Что за флаги? – Он перехватил мой взгляд. – А-а, вон ты про что. Это священные знаки.
Жилище кузнеца «священные знаки» не украшали. За забором справа у дома, сразу за калиткой, находились сени, позади виднелось хозяйство с амбарами и множеством других неизвестных мне помещений и необходимых в быту штуковин.
– Ноги вытирайте, – подсказал на входе хозяйственный малец.
Гордый полученным поручением, он вовсю изображал взрослого. Наверное, копировал отца.
– Привет, – раздалось из комнат, едва мы вошли в низкий проем двери. – Кто наши гости?
– Это Ваня и Марьяна, они теперь будут жить с нами! – с удовольствием выпалил новости Урюпка.
Радостно потискавшись с вышедшей навстречу пышной молодой особой, он поспешил сообщить:
– Это Любомира. Ей шестнадцать, а она все еще не замужем.
Не лучшая презентация, но девушка не обиделась.
– Просто Люба, – расцвела на округлом лице милая улыбка.
Лучисто-жизнерадостная Люба визуально занимала немалую часть комнаты. Ее одежда, еще нигде мной не виданная, тоже, как у подростков в долине, немного напоминала пончо. Два куска ткани, длиной от плеч до колен, поверху и с обоих боков имели множество петелек, через которые продевались тонкие тесемки. Лоскуты прикладывались спереди и сзади, стягивались тесемками и завязывались на узелки под мышками и на талии. Этим одеяние Любы исчерпывалось. По дому она ходила босой, хотя в сенях, на грубо сколоченных полочках, виднелись сделанные из кожи и сплетенные из бересты шлепанцы разных размеров, а также у двери стояло несколько пар сапог и лаптей. Должно быть, обувь здесь применяли исключительно для выхода. Впрочем, судя по Урюпке и Феньке, десяти- и двенадцатилетним созданиям этот девайс не полагался.
– Проходите, садитесь.
Копну каштановых волос Любы стягивала налобная тесьма с узором. На носу, щеках и подбородке мельтешили похожие на веснушки прыщики, которых она жутко стеснялась. Зря. Чужие глаза видели только открытый взгляд и бьющую из берегов доброту.
Пока Люба накрывала на стол, мы с Марианной озирались. Из сеней можно попасть в две разные части дома, нас привели в переднюю, выходившую окнами на улицу. Что-то вроде светлицы в избе или горницы в тереме – не знаю, как их здесь называют. Парадная? Гостиная? Пусть будет передняя, чтобы отличать от задней комнаты, отделенной перегородкой из промазанного глиной плетеного каркаса. Туда вела хлипкая скрипучая дверца, а запахи рассказали о назначении: помещение для готовки и хранения припасов.
Центр передней занимал грубый стол со скатертью, вдоль стен стояли лавки, из-под них выглядывали сундуки. Никаких икон или чего-то подобного, привычного мне по фильмам про нашу старину. Потолок состоял из расколотых пополам бревен, под ним располагалось нечто вроде антресолей – деревянные настилы, уходящие поверху на заднюю половину дома. Пустые проемы окон украшали короткие занавески, земляной пол покрывали плетеные циновки.
Пока мы с Марианной осматривались, Урюпка, перепрыгивая с пятого на десятое, посвятил Любу в последние события. Тарелка с грохотом покатилась по полу. Люба с рыданиями умчалась за стенку, а Урюпка, еще не осознававший глубину трагедии, скривил губки и вздохнул: прием пищи откладывался.
Глава 3
Отца с сестренкой мы так и не дождались. Ужин превратился в мрачный перекус и прошел в молчании. Спать меня и царевну определили на полати – те самые антресоли над головами, взбираться на которые следовало по прибитым к стене лесенкам в обеих комнатах. Внутри нас ждали соломенный матрас во всю длину и подушки с простынями. С обеих сторон можно закрыться занавесками. Урюпка переоделся в ночную рубашку, покроем не отличавшуюся от дневной, всю в заплатках, перешитую из какой-то старой вещи. Мы с Марианной остались в своей одежде, выполнявшей у нас роль как дневных рубашек, так и ночных, и даже парадных, поскольку выбора не было. Люба ушла ночевать в заднюю комнату, представлявшую из себя нечто вроде женской половины – там спят и там же хозяйствуют. Я и Марианна в сопровождении Урюпки влезли на полати, где в лежачем положении комфортно разместились бы несколько взрослых. Усталость мигом взяла свое, но через некоторое время кто-то подергал меня за ступню:
– Вань, сопроводи, – донесся голос Любы.
– Куда? – не понял я.
Здесь тоже страшно ходить по ночам?!
Рядом поднялось сонное лицо Марианны:
– И меня.
Стоявшая в ногах Люба удивилась.
– В уборную и так сходишь, она во дворе, а мне надо в кузницу. Отца и Феньки до сих пор нет.
Урюпка, спавший по другую сторону от меня, даже ухом не повел, хотя на секунду явно проснулся. Дело его не касалось, и он снова уснул.
Оправив одежду, я спрыгнул с полатей в переднюю, в сторону которой мы все лежали головами. Люба, все в той же одежде, ничуть не примятой (не ложилась?), вдела ноги в кожаные шлепки и вышла за дверь.
– Может взять что-то для защиты? – Я поспешил следом.
Обувью меня еще не оделили, пришлось отправиться босиком. Не брать же чужое, если не предлагают.
– Ничего не нужно, здесь не страшно, – откликнулась Люба.
Тогда зачем сопровождать? – возник у меня вопрос, но я его не задал. Закон выживания: приглядывайся, делай как все и не задавай глупых вопросов.
Голову Любы покрывал платок, лицо едва выглядывало из-под нависшей ткани. Выйдя за калитку, мы двинулись к кузнице прежней тропкой. Ночь в деревне оказалась убийственно тихой, света едва хватало, чтобы разглядеть, куда ступали ноги.
– А можно мне с вами? – пронзило сзади тишину.
Нас догоняла Марианна.
