Про себя я отметил: Зимун, Мураш и Кубарь нарушать закон не боялись. Наверное, они обычные наемники, по-другому зарабатывать на хлеб не умеют.
Мы достигли леса и вошли в кромешную темноту.
– Прости, если мое мнение о спасизадах тебя как-то задевает, – поспешила добавить Люба, вцепившись в мою руку.
– Прошлое осталось в прошлом, теперь я один из вас.
– И ты приплыл издалека, если ничего не знаешь. А эти, – Люба качнула головой назад, – никакого понятия о чести не имеют, а на женщин смотрят как на добычу. Под каждое дерево стражника не поставишь, и если нас увидят здесь ночью…
– Откуда они? – перебил я, уже поняв, что ничего хорошего общение с беженцами не сулит.
– В дикой империи идет война, люди бегут от нее во все стороны, многие – к нам. Или через нас, чтобы убежать еще дальше.
Появилась возможность больше узнать о местной географии и границах.
– Дальше – куда?
– Вниз по течению, как и вы. Только они идут пешком.
– А что там, дальше?
– Деревни, города, а еще дальше – немцы.
Меня качнуло.
– Почему их так называют?
– А почему тебя зовут Ваня?
Я сменил тему:
– Дикая империя граничит с вашим государством или находится далеко от вас?
– Конечно же, далеко, если даже вы от нее бежали.
Похоже, своими вопросами я разочаровывал Любу, заставляя усомниться в дружбе с логикой.
При очередном шаге Любина ступня в шлепанце скользнула по траве, крепко сжавшаяся от страха рука дернула меня и утянула в грязь вслед за Любой, а сверху на нас сверзилась Фенька. Под ногами оказалась просто лужа с мокрой почвой, мы бы не попали в нее, будь хоть немного внимательнее. А как быть внимательным в лесу в темноте? Нормальный человек ночью в такие места вообще не сунется.
– Лежать! – приказал я, пока пышное тело старшей сестры не утопило меня в стремлении подняться.
Сначала на твердую почву выбралась Фенька, затем я, потом мы помогли Любе.
Надо останавливаться, пока ноги-руки не переломали. Я пошарил по окружающей листве и приподнял огромную ветвь дерева, под которой образовался естественный шалаш.
– Лезьте сюда.
Сестры влезли. Я остался снаружи.
– Ваня, а ты? – донесся жалобный дуэт из-под мохнатого свода.
– Поищу Марианну. – Главное – не допустить дискуссии, иначе меня ни за что не отпустят. – Сидите тихо.
Место, где остались сестры, довольно приметное, перед началом грязи. Как только под ногами захлюпает – значит, где-то рядом. Не потеряю. А если что – придется кричать.
Надеюсь, что не придется.
Передвигаться в лесу в ночи можно в основном на ощупь. О том, чтобы найти следы, и речи не шло, но сидеть и ничего не делать я не мог. Пройдя еще немного, я свернул вправо, затем по дуге влево. Во тьме слух обострился, я выискивал среди природных звуков стоны, хрипы или хруст, воображение рисовало истекавшую кровью раненую царевну или (надежда умирает последней) ее врага в таком же состоянии. Лесная реальность разбила мои фантазии, вокруг – только деревья и прочая растительность. Потерпев фиаско в намерениях спасти Марианну, а также чтобы не заблудиться (в чем не хотелось признаться даже себе), я вернулся к сестрам. Их радость можно сравнить только с ощущениями прапрадедов в мае сорок пятого.
– Не уходи больше!
Я втиснулся под ветку, поместившись рядом с Любой практически впритирку. С другой стороны чуть возмущенно засопела Фенька.
– Дождемся рассвета, потом я снова пойду на поиски.
Мое решение выслушали с унынием. Люба осторожно прижалась бочком:
– Если нас кто-то найдет, а тебя рядом не будет…
– Не высовывайтесь, и никто не найдет. Дикие звери в лесу водятся?
– Кто?
– Понятно.
Мне же говорили в деревне, что по ночам здесь можно гулять свободно. Благодатный край, только спасизады и трупы на кольях впечатление рая портили.
– Как называются ваши деньги? – вспомнил я, наконец, о давно возникшем вопросе.
Люба не сразу среагировала на поворот беседы, она еще думала о безопасности.
– Как им еще называться? Так и называются – деньги. А-а, ты про серебро? Когда серебряный брусок рубят, получается рубль.
Что ж, неплохая информация, хоть и не к месту. К месту почему-то все нужное забывается, а вспоминается потом, когда уже поздно.
На миг задумавшаяся Люба вдруг вымолвила с осторожностью, словно кобру за хвост поднимала:
– Что такое четверодители?
Хорошо, что Марианны рядом нет, без ее участия вопрос кажется не таким скользким. Я начал издалека.
– Не везде семья состоит из одного мужа и одной жены…
– Знаю, – кивнула Люба. – У конязя так, и у многих спасизадов, не говоря про дикую империю.
Фенька просто челюсть уронила. В моей голове одна за другой ставились галочки: выяснить, уточнить, расспросить… но не при детях. Я продолжил отвечать:
– Вот и у бабочек так же.
– У кого?!
– Шутка. Я имею в виду людей, которые живут далеко отсюда. У одних народов бывает по три жены, у других – по три мужа.
– По три мужа?! – Глазами Феньки можно было играть в футбол, а челюсть Любы едва не утонула в груди.
Я вдруг заметил, что различаю их черты. Где-то далеко за лесом занимался рассвет. Люба охнула:
– Святой Никола, я так и не сходила…
– И я! – донесся поддерживающий писк младшей сестренки.
– Вот и сходите без меня. – Я начал распрямляться, но мне не дали.
– Ты же сказал не высовываться!
– А зачем высовываться? Друг дружку вы, надеюсь, не стесняетесь?
Видимо, я ляпнул что-то не то. Извилины сестер связало узелком, после чего полностью обрубило. Мироздание рушилось в их глазах, и, как оказалось, совсем не по тому поводу, как мне думалось.
– Это же наше убежище! – убили меня взглядом два живых возмущения.
– А вы здесь вечно жить собираетесь? Вернусь, и мы сразу уйдем. И еще позвольте напомнить: мы в лесу, а деревьям требуется полив. Доброе дело сделаете.
Сестер отбросило от меня, как от вшивого. Однако, забылся, нельзя с местными так прямо говорить о чересчур интимном, здесь нравы пуританистее, чем у самих пуритан.
– Пардон, ухожу, делайте что хотите и как хотите, только дождитесь без приклю… Тихо!
Уши уловили неправильный для леса звук. Неподалеку кто-то плакал – тонко и жалобно. Выставленным вперед полуклинком я раздвинул ветвяную завесу и осторожно скользнул к тому, кто, как и мы, прятался под защитой деревьев.
