Насторожил донесшийся из комнаты шум. Это с кряхтеньем поднялся кузнец, но двинулся он не к дверям, как мы думали, а к нам. Тяжелая пятерня нащупала плечо помертвевшей царевны, потянув ее с полатей:
– Пойдем.
– Куда? – Ее встревоженный взгляд метнулся на меня.
– На сеновал. Чего ждать? Свадьба уже завтра, а мне уезжать.
Марианна съежилась.
– Я еще девочка! – выдала она панически.
После невыносимо долгой паузы гигантская ладонь погладила царевну по волосам.
– Чудесная новость. А то тут всякие слухи ходили… – Немир нехорошо покосился на меня. Елка изо всех сил притворялась спящей, а Постник и продравшие глаза Фенька с Урюпкой глядели с удивлением. – Бабам только дай повод для фантазий, что увидят – переврут, чего не увидят – додумают.
Ужас Марианны можно было измерять цистернами и отгружать танкерами.
– И у меня красные дни!
– Ежелунные? – Кузнец перевел взгляд на купавшихся с ней в бане детей. – Точно?
Елке пришлось «проснуться»:
– Я ей один целый бинт отдала и еще один про запас, а испачканный мы в мусор бросили.
– Тьфу. – Немир отшатнулся. – Давно?
– Э-э… вчера начались. – Разговаривать о таком при всех Марианна не привыкла, ее трясло, через простыню дрожь передавалась и мне.
Немир почесал лоб кулаком:
– Может, оно и к лучшему. Спите.
Едва он отошел, царевна бросилась ко мне, мы обнялись. Рядом фыркнула, но смолчала Елка, остальным до нас не было дела: двойняшки ведь, всю жизнь не-разлей-вода, а завтра – решающий для обоих день.
Глава 8
Если не сбежать сегодня, завтра нас возьмут в оборот, и обратный путь станет недостижимой мечтой. В голову лезла всякая чертовщина, в которой часто мелькало заманчиво пышное тело Любы. Она без раздумий согласилась на меня в качестве мужа, и если все произойдет по плану кузнеца, то уже завтра…
Я проморгался, возвращаясь в действительность. В ожидании, пока все снова забудутся сном праведников, мы с Марианной продолжали лежать в обнимку, периодически шевелясь, чтобы не последовать примеру соседей. Эти шевеления не всегда оказывались безобидными.
– Хватит! – Я вырвался из теплоты рук. – Не нужно надо мной издеваться. Я живой.
Царевна испуганно притихла, но все же пискнула:
– И я, как ни странно.
Вот и поговорили. Еще и оправдываться пришлось:
– Ты же знаешь мою ситуацию. Не делай больно.
– И ты знаешь… ну, догадываешься о моей ситуации. Не делай больно.
– Не путай! Я люблю! По-настоящему!
– Почему ты слышишь и видишь только себя? Почему отказываешь другим в тех же чувствах, на которые способен сам?
Тела соприкасались, но внутренне мы отстранились и спрятались каждый в себя. Виртуальные защитные панцири отсекли попытки собеседника докричаться. Наглухо. Боязнь боли заставляла причинять боль другому. Слова долетали, а смыслы разбивались о панцирь. И это при том, что завтра обоих оправят под венец. Что мы делаем?
Пальцы Марианны осторожно пожали мою руку, она как бы извинялась за резкость. Я ответил взаимностью.
Донеслось, как Елка шумно зашептала царевне с другой стороны:
– А ты знаешь, что перед свадьбой невесту проверяют?
Марианна со вздохом поддержала разговор, хорошие отношения с окружающими – основа продолжения существования в живом невредимом виде.
– И что? – Она развернулась лицом к соседке.
Ко мне выставились нежная спинка и затылок. Вот и хорошо. Мне так спокойнее.
Елка продолжала шептать:
– Если невеста грешница, папы могут забрать ее на год во искупление.
– А как они узнают? – странно поглядела на нее Марианна.
Елка всплеснула руками, в тесноте полатей чиркнув по нависшему потолку:
– Не понимаешь? Девство нарушено!
– Если ты о пленочке в ногах, то она – вовсе не признак девственности.
Глаза у Елки выкатились вареными яйцами:
– А что же тогда?!
– То, что у тебя здесь. – Ладонь царевны стукнула соседку по лбу. – И здесь. – Ладонь переместилась на выпиравшее из ночнушки мягкое богатство. Сердце у Елки было большое и объемное.
Елка вздохнула, но понимания сказанного ей это не принесло.
– Ты либо девочка, либо нет. – Ее голова несогласно мотнулась. – Третьего не дано.
– Дано, и немало. К примеру, если было насилие, – тихо сказала Марианна. – Ты будешь невиновна, вместо четвертой составляющей – первая… Прости, вместо удовольствия – боль, страдания и терзания, и тебе же за это отвечать?! У нас такой грех отпускается, если насилие было жестким.
– Я не поняла. – Голова Елки снова завертелась в стороны, как у судьи турнира по пинг-понгу. – Разве нежесткое насилие – не насилие?
– У нас оно подразделяется на жесткое и мягкое, первое прощается, второе – позорно. Жесткое – когда ты сопротивляешься до конца, а мягкое – если сдалась, понимая, что помощи ждать неоткуда. Кстати, ты знаешь, что пленочка может растянуться, и потребуется еще несколько открытий ключом, пока она порвется окончательно?
Елка ошарашено сглотнула:
– Да ну?! У тебя так?
– У меня как у всех, в том смысле, что еще никак.
– Выходит, в вашем государстве грех, в котором ты не виновата, грехом не считается? – Елка о чем-то задумалась. – А у нас до свадьбы никак, иначе – ужас!
– У нас подход зависит от причины и от личности. А еще, конечно же, от обстоятельств. Допустим, произошла война или большая катастрофа, и в живых осталось всего два человека. Кто осудит продолжение рода без нужных условий и ритуалов? Также у нас освобождают от наказания из-за мотива или особенностей личности, но, естественно, только после разбирательства.
Мне вспомнился Вечный Фрист. Хороший пример неподсудной личности. Интересно, какой мотив святые сестры сочли бы извинительным?
На всякий случай я толкнул Марианну в спину: не переусердствуй, дескать, с объяснениями. Больше слов – больше возможных подозрений, что с нами что-то не так.
Марианна мгновенно сориентировалась.
– Давай спать, – сказала она Елке.
Все снова успокоились. Через несколько минут донеслось размеренное дыхание Елки, наполненная пышными формами ночнушка за узкой фигуркой Марианны вздымалась и опадала, словно изнутри ее насос надувал. Хорошо, что мы не попали в этот дом раньше, когда на полатях спали Люба с сестрой-близнецом. Места мало – ладно; главное, что доски, как любой стройматериал, имеют запас прочности. И тогда все зависит от везения, ведь одно дело падать на Любу, и совсем другое, когда Люба падает на тебя. А если на тебя падает две Любы?!
