Ерзая, до боли щипая себя и крутя глазами, удалось продержаться еще некоторое время. Глаза слипались, тянуть больше нельзя. Толкнув царевну в плечо, я тут же прижал ее обратно к подушке, приказывая полежать еще, чтобы не привлекать внимания совместным выходом.
Скользнув к двери, я оставил ее отворенной. Через минуту снаружи оказалась и напарница.
– Чапа!
– Тсс!
Наши руки сцепились, а ноги понесли прочь от деревни. Передвигаться темной ночью по неизвестной местности не пожелаешь врагу, но есть такое слово – надо. Расположение реки легко определялось по отношению к дороге, по которой Глазун привез нас в Зырянку, но нельзя забывать о военных постах и глядельцах. Мы перестраховались. Обойденная по дуге деревня осталась позади, а затем и до ужаса знакомое поселение беженцев. Наезженная колея вела к заставе, мы двигались по самому краю, чтобы в случае опасности юркнуть в спасительный придорожный бурелом. Не обязательно бурелом, там возможно, росла чудесная травка, приятная для наших босых ног, но когда вокруг темнота – кто знает?
Дорога в ночи была пустой, идти удавалось быстро, и вскоре вдали блеснула первая из двух речек, пересеченных нами на пути с заставы. Где-то недалеко речка впадала в Большую воду, но сплавляться по ней не было смысла, бурное течение прибьет нас к этому же берегу. Глядельцы заметят. Или еще раньше нас увидят очередные никодимовцы, у которых на месте совести давно поселилась жадность. Или мы напоремся на ушкурников…
Через несколько минут дорога уперлась в мост через речку. Он чудесно просматривался со всех сторон даже в ночи. Стоп, машина, малый ход. А теперь полный назад – на всякий случай. Нужно ждать тумана или переправляться вплавь.
Марианна придерживалась того же мнения:
– На мост нельзя, кто-нибудь обязательно увидит. Я уже поняла, сколько у ночи глаз.
Выше моста быстрая речка делала поворот, наша сторона там заросла камышом или чем-то вроде него. Высокие заросли уходили с берега далеко в воду. Добравшись до них, мы скинули ночнушки, я накрутил их на голову корявой чалмой, чтоб не намокли при переправе. Если течение не опрокинет, есть возможность перейти вброд, не прибегая к плаванию и буксировке.
– У нас есть минутка? – донеслось от ступавшей след в след Марианны, когда вода уже подбиралась к ребрам.
– Смотря для чего.
– Я хочу научиться… плавать, правильно? С таким умением меня больше не придется спасать.
Довод убийственный, в самую точку. Нам скоро Большую воду форсировать. Для такого дела минутка нашлась.
– Давай руки. Я буду тянуть, а ты работай ногами.
Некоторое время ноги царевны взбивали воду в пенный коктейль, а я тревожно оглядывался. Кажется, никого не побеспокоили. По старой привычке совмещать приятное с полезным, я решил прояснить кое-что, недавно зацепившее мысли:
– Как вообще вы относитесь… вы – женщины… к доневесторским отношениям? Я ничего не имею в виду, просто интересуюсь. У нас в долине такие отношения нормальны для одних и категорически неприемлемы для других, каждый решает для себя сам.
Марианна, с упоением продолжая мутить воду ногами, вопросу удивилась, но виду не подала.
– Сестричество борется с такими отношениями всеми возможными методами.
– Надеюсь, не до смерти?
– Все бывает.
Хм. Тогда почему она сама и другие ученицы так настойчиво… Ага, я неправильно употребил слово «отношения». В отличие от глобалистской морали двадцать первого века здесь понятия «отношения», «коитус» и «любовь» не тождественны. Спросим по-другому.
– Как у вас понимают слово «девственность»?
– Описательно, морально или физически?
– Не думал, что у этого слова столько смыслов.
– Смысл один, приложение разное. – Ноги Марианны уже достаточно уверенно держались между небом и землей без моей помощи. – Например: девственный лес. То есть, не тронутый людьми. Это описание.
– Думаю, «не тронутый людьми» подойдет для всех случаев.
Считать себя самым умным – не значит являться. На мое опрометчивое заявление Марианна качнула торчащей из воды головой:
– Девственно чистый мозг – не тронутый мыслями, как у тебя сейчас.
– Замечание принято. Каюсь.
Марианна улыбнулась и продолжила:
– Еще так говорят о детях, и мальчиках, и девочках, которые не достигли физической взрослости. И о более взрослых, кто еще не пробовал ловиласки и не познал утешения. Моральная девственность – то, что хотят видеть в нас святые сестры. Сестры и сестраты морально чисты, но не девственны в физическом плане. С моральной точки зрения они считаются девственными. Что бы ни произошло на уроке, о котором ты отказался рассказать в деталях, ты – девственник, отсутствие греховных мыслей делает тебя таковым.
Отсутствие?! Да я…
Молчок, не нужно ей знать, чем и насколько часто наполнена голова на самом деле. И вообще: девственник – не лучшая похвала для молодого человека, а в интонации даже упрек слышится. Но кроме упрека там же есть сожаление и одновременная гордость за вот такого несокрушимого и непробиваемого меня, что чувствовалось и непомерно радовало, компенсируя другую сторону весов моих сомнений.
– Не соглашусь, – все-таки выдавил я по недавнему примеру Елки. – Кто потерял девственность, не остается девственным.
Если говорить о женщинах, то я однажды я прочитал, что плеву имеют люди, шимпанзе, лошади, слоны и киты. И куда применить информацию? Чего только не нахватаешься в ежедневном серфинге во всемирной свалке информации.
– Ты говоришь о физической стороне, и только. – Марианна нахмурилась. – Но даже если о физической. У женщин есть много возможностей, и можно иметь запертые ворота и не быть девственной. И вообще, ценность девственности не в ней самой, а том даре, который женщина может дать избраннику. Если бы захотел, ты мог бы это понять… и оценить.
Господи, ну почему я такой дурак? Девчонка втрескалась в меня по уши, почти на шею вешается. Даже без «почти». И какая девчонка. Симпатичная, если не сказать больше. Смелая, отважная, решительная, очаровательная, да еще царевна. И ничего не требует… пока. Почему же держу зачем-то данное себе слово? Поменять его – дело мгновения, и не только мгновения, а еще и желания, которое давно и упорно присутствует. В озере и реке спасал холод, сводивший тело и заставлявший думать только о движении. В гнезде немного отвлекали нервы, на полатях – соседи. Сейчас палочки-выручалочки отсутствовали. Кровь активно стучалась туда, куда не надо. Разве о моих мучениях и терзаниях кто-то узнает? Кто? Зарина, если ее найду? Думаю, она даже не поймет меня, со здешним-то воспитанием. Да и не расскажу. Но если переключу в себе данный рычажок с «нет» на «да», изменится вся система настроек. Это буду уже не я, а кто-то другой в моем теле – который и остальными рычажками главных настроек будет щелкать как ему заблагорассудится. Лавины начинаются с маленького толчка.
