Однажды Постник попросил помочь. Вернувшись с тренировки, я пообедал с Елкой и Фенькой (Урюпка дежурил у реки), и собрался в кузницу.
Елка тоже поднялась:
– Я провожу.
– Я тоже! – радостно вскочила Фенька.
– Тебе со стола убирать, а потом Урюпке обед нести. – Елка поправила на себе балахончик и вцепилась в мой локоть. – Пошли?
Общество «сестренки» напрягало, но причин, чтобы отказаться, у меня не нашлось. Неприятно, когда тебя в чем-то подозревают, а ты не можешь опровергнуть. Иногда даже хочется совершить то, в чем подозревают, чтобы мучиться не зря.
– Скажи, – начала Елка так, что я заранее поежился в ожидании подвоха, – ты смирился с тем, что отец назначил тебя совершеннолетним и женил не по своей воле?
– Нет, – автоматически вырвалось у меня прежде, чем подумалось.
Нельзя так делать. Чревато. Что и произошло.
– Если женитьба неправедна, – обрадовалась Елка, – и если есть отводы, о которых умолчали, потому что на одну из сторон давили, ты вправе поступать по внутренним убеждениям. Ты даже обязан так делать. Это более соответствует духу устоев, чем тупо исполнять не менее тупые ритуалы.
К чему ведет малолетняя софистка? Неужели когда-то я так же доводил других своими трудноопровергаемыми логическими подковырками?
– Если тебя насильно подняли во взрослость, истинные устои не запретят пойти со мной на речку.
– Ты девочка, а я наоборот, – напомнил я.
Несовершеннолетние мальчишки купались отдельно от девчонок, это прекрасно помнилось. Как и то, что за подглядывание царевна едва не поплатилась целостью шкурки.
– Мы члены одной семьи и до наступления взрослости имеем право купаться и мыться вместе.
Я покачал головой и набрал в грудь воздуха для обстоятельного ответа, но настырная спутница не дала сказать:
– Так гласят вековые устои! – Елка до самозабвения гордилась своей логикой, вызывая у меня ужас от воспоминаний, как я сам с таким же умным видом разглагольствовал о важных вещах, не понимая, насколько не знаком с настоящей жизнью. – Если б это было не так, во время вашего бегства надзорные папы уже сделали бы из всех нас мясо на шампурах.
– На шампурах? – Мысль ухватилась за очередное слово, неправильное для местных реалий. – Как выглядит шампур?
Тоже ангелы занесли? Значит, здесь есть еще один портал?!
– Старинное слово. – Елка пожала плечами. – Длинный штык для жарки мяса.
Старинное. Скорее всего, пришло с волнами тех пришельцев, о которых говорится в акопалипсе. Насчет «штыка» я даже переспрашивать не стал. Ответ, наверняка, будет аналогичным.
– Так ты пойдешь на речку или нет? – вернулась Елка к зависшей теме.
На речку? Между прочим, это шикарная идея. У меня появилась абсолютно легальная возможность узнать, где находится река, как к ней выйти наиболее быстро и незаметно…
Допустим, отправлюсь я под предлогом сбора информации с шалопутной проказницей, а что дальше? В который раз вспомнилось: мотивов у человека всегда два – благородный и настоящий. Сведения про реку можно получить и без постыдных игр на грани фола. Я отрезал:
– Постник ждет.
– Он не знает, когда ты освободишься. Если работы окажется много, я помогу, отцу мы все помогали, даже Фенька с Урюпкой.
Меня одарили до невозможности недетским взглядом.
Каждое действие имеет последствия. Я и так подобен канатоходцу под куполом цирка: любой шажок в сторону или простое качание ведут к падению. Причем, к падению всей труппы артистов, оказавшейся под куполом не по собственной инициативе.
Что же они все вешаются на меня, как бусы на дикаря? Помнится, за бусы на тридцать долларов новым иноземным друзьям индейцы отдали Манхэттен. Новые друзья порадовались выгодному знакомству и уже без спросу прибрали к рукам всю страну. Почему женщины, как те дикари, всегда видят бусы и не видят того, что за ними? И что за бусы у меня такие, что молодые дикарки косяком прут? В своем мире успех у противоположного пола обходил меня стороной, если не сказать лесом. Единственное, чем я-здешний отличаюсь от себя-тамошнего – вынужденной ответственностью за слова и поступки, ибо в противном случае пипец мне и тем, кто рядом. Неужели эту появившуюся ответственность как-то видно снаружи?
– Пусть не по правилам, но Люба объявлена моей супругой, а ты ее сестра. Вряд ли Любе понравится твое поведение.
– А она не узнает, – нагло заявила Елка. – Откуда ей узнать, если мы не расскажем. А мы не расскажем.
Она свернула к лесу, за которым, видимо, находилась река, но я силой перенаправил Елку обратно к кузнице. Со стороны выглядело, будто бензовоз дрифтует, и кто тягач, а кто огнеопасная цистерна, объяснять, думаю, не надо.
Молодчага-водитель справился, аварии не произошло. Трасса повела в указанном в путевом листе направлении.
Елка проворчала:
– Я же не рассказала всем про вас с Марьянкой. И ты про свои делишки с ней никому не рассказывал.
Опять двадцать пять.
– Не было никаких делишек!
– Верю, теперь нет. Но что видела, то видела. Потом папы признали устои не нарушенными, а Марьянку – правильной женой. Я тоже хочу так, как вы в лесу, и не хочу за это на год в искупление.
Я где-то слышал, что жизнь – это заглядывание в разные зеркала в поисках собственного лица. Елка умудрилась выбрать самое кривое, и с ее выбором срочно нужно что-то делать, иначе нормальной жизни не будет ни у нее, ни у окружающих, включая вполне конкретного и любимого мною меня. Как бы так ненавязчиво вернуть ее мыслительную и прочую деятельность, заплутавшую в неправильных дебрях, в разумные рамки?
Неугомонную спутницу несло дальше:
– Ты же расскажешь мне обо всем, правда? И я тебе много чего расскажу, я про многих тако-ое знаю! А если не расскажешь… – Гладкий лобик прочертился морщинками угрозы. – Не забывай, что есть еще одна свидетельница, а от двух тебе уже не отмахнуться.
Ненавижу угрозы. Я до боли сжал Елке запястье.
– Запомни: в лесу ничего не было, а я – муж Любы, твоей сестры, как бы кто к этому не относился. Теперь мы обо всем забудем и поможем твоему брату.
Я поволок ее за собой.
– Это несправедливо! – хныкнула Елка.
– И что? В жизни все несправедливо. Если ищешь справедливости, лучше сразу застрелиться.
– Нельзя лишать себя жизни, – не смогла не втиснуть Елка, спотыкаясь и почти вешаясь на меня, – это грех!
– Ну да, и нарушение устоев. Не бери в голову про застрелиться, это я образно.
– Понятно, что образно, никто не сможет застрелиться из лука. И все же: так справедливости никогда не будет, если ее не восстанавливать. Все зависит от нас!
